Александр Суворов
Песня конвойного пса
Драма души в трех действиях
Единственно, что может быть вечным, это – память.
Действующие лица:
Острогин Павел Харлампиевич , 21 и 74 года.
Песенка Олег , зэк, 25 лет.
Даша , 18 лет.
Рэмбо , деревенский гуляка.
Лебедушкин Иван Максимович , участковый милиционер, лейтенант.
Груздев Жан , прапорщик.
Группа ОМОНа.
Почтальонша.
Действие первое
Ранний летний вечер. Деревенский двор. Большой дом в четыре окна, сбоку – крытое крыльцо. Под окнами – скамейка. Острогин насаживает топор на топорище. Даша домывает крыльцо, стелит домотканый половик.
Даша. Вот и все, деда Паша. Теперь чистенько будет. Пока я в город ездила, вот такенный слой грязи нарос…
Острогин (отвлекается от работы) . Спасибо, милая, не забываешь старика! Ты одна только и ласкаешь душу мою усталую. Приходи завтра, Дашенька, – я сети проверю, рыба будет.
Даша. Приду.
Острогин. Как Олюшка-то? Что городские врачи сказали?
Даша. Слабенькая, сказали. Надо кормить ее лучше, особенно фруктами. А какие у меня фрукты!? Черника да брусника… Яблоки, знаешь, деда, сколько стоят? На мое пособие по пять грамм этого яблочка в день и то не купишь! На хлеб хватило бы…
Острогин. А ты с ейного папаши средства потребуй! Должен же он позаботиться!
Даша. Ничего мне он не должен, деда! Он и не знает, что Оленька на земле живет. Я сразу так решила! Пусть! Он – человек крылатый, красивый. Ему нужна городская, продвинутая. А я что? С ног до головы в комплексах! Глупая девчонка, ничего не понимающая в жизни! Разовая…
Острогин. Страдает сердечко, милая? Вижу, болит. А ты крепись, Даша! Слабость свою спрячь подалее. Может, солнышко тебя еще согреет… Да что я говорю? Обязательно согреет!
Даша. Добрый ты, деда Паша…
Острогин. Добрый? Должно быть, только это тепло в душе и сохранилось – все остальное вроде израсходовал. Без остаточка.
Рэмбо (входит во двор). С днем рыбака, Харлампич! Как рыбалка?
Острогин. Какой еще день рыбака? День рыбака в прошлое воскресенье отгарцевали.
Рэмбо. А для знатных рыболовов каждый день – праздник. Что? Не так? Ты, Харлампич, сегодня на реке был, рыбу ловил?
Острогин. Не ловил. Ветер нынче, вишь – северо-восточный…
Рэмбо. Башка дурья! Совсем забыл, что ветер не клевый! Готов исправить ошибку.
Даша (выходя из-за угла). Ошибки, дорогой Рэмбо, исправляют на бумаге, а в жизни их надо искупать.
Рэмбо. Да-аша! Ты, как всегда, права, Дарья Олеговна. И откуда что берется? Девчонка девчонкой, а умная! А я, знаешь, сердцем чуял, что ты здесь. Не веришь?
Даша. У тебя – сердце? Странно! Разве сердцеед не становится в конце концов бессердечным? По-моему, у тебя сердце уже в нижней части тела.
Рэмбо. В нижней? Ну да? Интересно, и где же это, прекрасная Дарья Премудрая?
Даша. В штанах болтается твое сердце, Рэмбо. Ишь, юбку увидел – сердцем задвигал! Ты ноздри-то не раздувай. Как не пускала тебя на порог, так и не пущу!
Рэмбо. Вот, Харлампич, наблюдай, как отвечает твоя Даша на мою огромную мужскую любовь. Уж я и так, я и эдак… Со всех сторон – облом!
Острогин. Ничего, ежели любишь, потерпишь.
Рэмбо. Нанимался я, что ли, терпеть?! В Урус-Мартане во как натерпелся! Сверх всякого терпежа! Оттого и жадный теперь на жизнь. Там ведь каждую минуту пуля могла с гор прилететь.
Даша. А здесь?
Рэмбо. Здесь я радуюсь, что не прилетела, и делюсь этой радостью со всеми. Кто согласится… Порадуемся, Дашенька?
Даша. Радуйся без меня, герой. Всем своим любвеобильным сердцем… Я пойду, деда Паша, скоро Оленька проснется.
Острогин. Спасибо, милая, тебе самую наваристую щуку изловлю…
Даша уходит. Острогин заканчивает работу, идет к крыльцу.
Рэмбо. Так и не заявился ее-то? Городской-то?
Острогин. А тебе что за дело?
Рэмбо. Может, я женюсь на ней?
Острогин. Да она за тебя не пойдет, парень… Душа у тебя хлипкая…
Рэмбо. Да? Зато все остальное – закаленное и твердое. Чеченской закалки… А-а, да ладно… Пластинка старая… Слушай, Харлампич, на пузырь не займешь, а? Вчера утром деньги кончились, а получка – только завтра вечером… Тут, по соседству, можно такое пойло отхватить! Закачаешься!
Острогин. Ты мое отношение к пузырям знаешь. Чтоб они все лопнули!
Рэмбо. А вдруг, думаю, поменялось отношение? Может, думаю, Харлампич и сам со мной?
Острогин. Мы с тобой, парень, с самого начала не компания. Тебя Бог и черт еще не запланировали, когда я от «белоголовой» отвернулся.
Рэмбо. Жаль, Харлампич!.. Да я на тебя и не рассчитывал. Не в тебе праздник. Лишний раз перед Дашкой мелькнул, и то хорошо! Не вечно же ей о городской любви печалиться. Так что пока, дед, не кашляй (уходит).
Острогин (поднимаясь на крыльцо). Вот ведь, тоже человек, если подумать. Человечек (уходит в дом).
Из кустов крадучись выскальзывает Песенка, заглядывает в окна, входит в дом. Некоторое время сохраняется тишина. Затем на крыльцо, пятясь, вываливается Песенка, за ним – Острогин с топором.
Песенка. Ты что, старый? Жрать я хочу! Неделю – на одном сухаре!
Острогин. Все равно без спроса хлеб со стола хватать нельзя!
Песенка. Ну и скуп ты, старый! Черствой корочки пожалел… И зол вдобавок. Как овчарка! С чего бы такая-то злоба? Судьба, что ль, соленая, с кровью?
Острогин. А хотя бы и с кровью… Тебе-то что?
Песенка. Мне? Мне ничего… Да ты брось топор-то. Неужто сможешь живого человека этой мертвой железякой?
Острогин. Смогу!
Песенка. Значит, и прежде мог?
Острогин. Мог (опускает топор).
Песенка. Ну, даешь ты, старый! Видать, не всю свою злобу в дело употребил. Не всю. Слышал я тут, в кустах призаборных, как ты перед девахой перья распускал… Врешь ведь, старый: по отдельности душа ничего не расходует – вместе со злобой твоей и доброта на ветер пущена. Может, по донышку уже скребешь – последнее тепло девахе достаешь (садится на скамью под окном). Ну, да Бог все видит, за все воздаст по справедливости. Со мной-то как? Так и не поможешь голодающему страннику?
Острогин (бросает топор) . Черт с тобой, покормлю чем Бог послал. Пошли в дом.
Песенка. Боязно как-то, старый! Только что под топором там был…
Острогин. Вынесу, так и быть. Потерпи три минутки (уходит в дом).
Песенка (вслед ему). Неси побольше, старый. И добро твое сторицей тебе вернется. (Поет).
Я родился в ночь осеннюю,
Ежели не врут.
И ноябрь листву последнюю
Сыпал по двору.
Я лежал, орал по-страшному,
Показуя прыть.
Кто меня, скажите, спрашивал,
Быть или не быть?
Как ни плакал в своей люльке я,
Все не то в ответ.