Вавохина Мария
e-mail : maniasha92@yahoo.com
тел. +375 17 2779815, +375 29 6925210
Три. Пятнадцать. Двадцать восемь
Он
Бабушка
Сестра
Сын
Голос
1.
Комната. Он маленький лежит в кровати накрытый одеялом с головой. Поднимает ноги, пытаясь сделать вигвам из одеяла. Бабушка ходит по комнате наводит порядок, потом садится возле него на край кровати. Одновременно из-под одеяла вылезает черепаха и с глухим стуком падает на пол.
Бабушка. А Боже ж ты мой! Опять?! (бабушка переворачивает черепаху, та уползает в другую комнату с неестественной скоростью) Да сколько ж можно тебе говорить? Вот задохнется там у тебя под одеялом – будешь тогда плакать, рыдать, а дядя Вася нас точно отсюда вытурит! Ты хочешь, как сестра твоя доиграться? А? Эта канарейку задушила в порыве любви, а ты черепаху все никак в покое не оставишь!
Он. Бабуля… а давай ее отнесем в фонтан!… там ведь у нее домик… там ее мама… наверно… и папа… а зачем дядя Вася ее забрал?
Бабушка. Да что ты! Это ведь су-хо-пут-на-я черепашка, и совсем не из фонтана он ее взял, а из магазина специального, где всякие зверюшки продаются…
Он. А зачем?… ему, что скучно одному, да?
Бабушка. Да, наверное… да и тебе веселей тут с ней…
Он. Ба…
Бабушка. Спи давай, все. Завтра на море рано-рано пойдем.
Он. Ба… а в фонтане, какие черепашки живут, водопутные, да?
Бабушка смеется.
Бабушка. Нет, водоплавающие. Все, спокойной ночи. Давай спинку перед сном почешу, а ты засыпай.
Он переворачивается на живот, бабушка начинает чесать и поглаживать ему спину.
Он. Ба, а они…
Бабушка. Все! Кошка сдохла, хвост облез, кто промолвит…
Он. Не говори! Не говори!!! Она не сдохла, не сдохла!!!
Пауза
Он. Мне так страшно… не знаю точно от чего. От того, что кошка сдохла или потому что говорить, после того, как она сдохла нельзя… кошку конечно очень жалко, но себя еще больше. Так и видится, что вот лежишь ты и вдруг: ну очень сильно в туалет захотел, а сказать – нельзя… и вот так и умираешь молча… Или там плохо тебе стало. Сердце схватило, хотя это только у взрослых бывает… умираешь короче, а сказать об этом не можешь… попрощаться даже… лежишь, и изнутри тебя распирают слова и слезы. Тебя не любят. Это – факт.
2.
На улице возле автомата с открытками.
Сестра. Здоровский, да? Тебе какую открытку, выбирай, у меня как раз монета есть.
Он. Не знаю… вон ту!
Сестра. А… с «Медведь-горой». А давай лучше вон ту, с «Ласточкиным гнездом», а? Смотри, какая там белая башенка…
Он. Н-е-т! с Медведем!!!
Сестра. Да не с медведем, а с «Медведь-горой»…
Он. Д-а-а-а!!!
Сестра. А давай с…
Он. Н-е-е-е-е-е-!!!!
Сестра. Ладно, кидаю монету, а ты сам жми на вот эту кнопку, которая под медведем твоим.
Он. Ага.
Достают открытку и рассматривают по очереди. Он прижимает ее к груди, а потом запихивает в шорты. Она смеется.
Он. Медведик – мой. А он всегда там лежит, возле моря?
Сестра. Конечно, это же гора.
Он. М-м…
(Пауза)
Сестра. Смотри…
Она показывает на автомат. Они шепчутся, потом закрывают вместе глаза, и что-то бормочут каждый себе.
Сестра. Все, пошли, вон бабушка с почты уже идет.
Сестра хватает его за руку, и они бегут навстречу к бабушке. Говорят на бегу.
Он. И не шевелится…? Всегда-всегда?
Сестра. Кто?
Он. Медведь!
Сестра. Никогда-никогда!
Вместе смеются.
Бабушка. Пойдем скорей! На массаж опаздываем.
Он. Ба, а сегодня опять она будет?
Бабушка. Что?
Он. Ну, опять тетя Рита, мне массаж будет делать?
Бабушка. Ну конечно, она все 10 раз и будет делать, сегодня только третий, значит, еще 7 дней осталось.
Он. А-а! А она красивая, правда?
Бабушка. Конечно… все девушки красивые, а она еще и в белом халате. Вообще!..
Он. Нет, не все… она красивеe всех, даже без халата!
Бабушка. Не красивеe, а красивее и что ты болтаешь: без халата! Тоже мне!
Бабушка с сестрой смеются.
Сестра. Влюбился, влюбился! Ха-ха-ха!
Он вырывает руку и убегает вперед.
Бабушка. Ну, что ты, Катя!
Сестра. Пусть пробежится, ему полезно.
Он. Я в нее действительно был влюблен, ну, я чувствовал, такое… что, наверное, это так и называется – влюбиться. У нее… ну, у Маргариты, был ежик. Желтый такой, смешной. И он… ходил сам. То есть без всяких там батареек, без ключика, чтоб заводить. Я до сих пор не знаю, как он работал. Дело в том, что его надо было куда-нибудь направить: в стену например, ну чтобы он не ушел никуда сам… А если его отпустить, он будет идти и идти себе куда глаза его игрушечные глядят …меня этот ежик так завораживал, что аж мурашки по всему телу бегали, даже по голове… как представишь себе… идешь ты, а рядом с тобой игрушечный ежик шагает и пока есть пространство, вы можете с ним идти и идти…бесконечно. А Маргарита была хозяйкой этого чуда, хранительницей моей мечты…может за это я ее и любил?…Но она мне его не подарила. Я и не просил ее, конечно, стеснялся жутко. Кончился массаж, а ежик остался у нее на полке… я очень хотел такого же себе и по всем магазинам игрушечным искал потом с бабушкой, но так и не нашел. Это как идея навязчивая была…А больше всего мне бы конечно хотелось его отпустить на волю, выкрасть и отпустить, чтобы он не стоял в душном кабинете, а шел один, или со мной куда-нибудь и не останавливался…
3.
Бабушка с ним идут по улице. Она несет пакет черешни.
Бабушка. Сейчас помою, и можешь есть. Подожди меня здесь.
Бабушка уходит в общественный туалет. Он стоит минуту, потом уходит за ней в женские кабинки. Выходят они уже вместе.
Бабушка. Если есть ягоды не мытыми будет дизентерия, и будешь какать кровью, и тебя положат в больницу.
Он. Но я же ем мытые… всегда…
Бабушка. Молодец. А сестричка твоя по деревьям долазилась… как так можно было… все с этими хлопцами гойсала… говорила я ей…пошли, ей ягод в больницу занесем.
Он. Пошли…
Он. Ненавижу болеть. Особенно когда кашляешь без толку, сопли и температура. А она руку сломала! Повезло же, на юге в больницу попасть! Там, наверное, интересно… в гипсе походить, это круто! Только что купаться нельзя, но это ерунда, гипс – это серьезно, а кашель – говно. А вот дизентерия – это самая страшная болезнь. Так говорила бабушка. На юге ей болели очень многие люди, особенно женщины. Я ходил с бабушкой в женский туалет. Там у меня просто коленки подкашивались от вида окровавленной ваты, торчащей из мусорных корзин, она даже на полу валялась повсюду…
4.
У магазина стоит он, пьет молоко и ест кукурузные хлопья из пачки. Бабушка выходит из магазина.
Бабушка. Смотри, не пей холодное молоко, ангина будет!
Он. Я не пью, я просто открыл, я хлопья ем…
Бабушка. Хорошо, пошли обедать, прекращай хлопья есть.
Он. Я не хочу есть.
Бабушка. Надо, пошли супа и котлетку поедим.
Он. Меня тошнит от котлеты…
Бабушка. Пошли без разговоров. Сегодня в «Пионерскую» пойдем, а потом сразу на пляж.
Бабушка идет впереди. Он сильно отстает. Подбирает что-то с земли и сует в карманы.
Он. Назавтра я заболел ангиной, а в «Пионерской» столовой на глазах у отряда пионеров во главе с их пионервожатой меня вытошнило котлетой, как только первый кусок оказался у меня в желудке. Потому что от котлет на юге мне становилось всегда дурно, есть я любил совсем другие вещи… С сестрой мы собирали бутылки. Особенно много их было в кустах. Почему-то тогда пенсионеры не очень-то активно занимались бутылочным промыслом. Мы собирали бутылки, сдавали их и покупали мороженое. Но я покупал себе мороженое не всегда. Больше всего меня интересовали кукурузные хлопья в глазури. Они были в небольшой серой пачке с изображением козы в фартучке. Это была моя страсть, т.к. у нас в городе таких не продавали, и надо было наесться за три месяца про запас на целый год. Там, на юге, не было такого чувства, что я нахожусь не дома. И Советский союз тут ни при чем… Море было моим домом. А там, куда я возвращался, обитала серость, занудство школы и бес-ко-неч-ны-е болезни. У моря была моя настоящая жизнь. Бабушка возила нас с сестрой в Крым на все лето, и мы жили в квартире у абсолютно чужого дяди Васи и чужой тети Моти.
5.
Д. Вася пьяный спит на грязном полу на кухне возле коробки с черепахой. На столе и возле него пустые бутылки. Он стоит возле д. Васи испуганный и косится на черепаху. Бочком потихоньку приближается к коробке.
Он. (шепотом) Дядя Вася… а зачем тебе черепашка? Ведь ты с ней не играешься все равно?
Входит бабушка.
Бабушка. Пойдем, пойдем. Видишь, дяде Васе плохо. Вот тебе от котлеты плохо было, тебя никто не трогал, пошли, в нашу комнату.
Он. А можно черепашку забрать к нам? Ей тут скучно на кухне с дядей Васей. А вдруг он умер и ей вообще станет грустно…а со мной будет хорошо.
Бабушка. Ну что ты говоришь такое! Он просто спит, а черепашка привыкла, ей хорошо в ее домике, панцирь – это ее домик, и коробка – это ее домик. Пошли уже ложиться, завтра мама приезжает с папой. Соскучились, наверное…
Он. А вдруг она ночью пить захочет?.. или…
Бабушка. Да что ты заладил, я тебе про маму, а он мне – черепаха пить захочет!
Бабушка за руку уводит его в другую комнату.
Он. Тогда с сестрой у автомата с открытками, мы договорились запомнить номер телефона. Он был написан белой краской прямо на корпусе, наверное, чтобы обращаться в случае поломки, т.е. по техническим причинам. Мы запомнили его просто, чтоб проверить, насколько долго можно помнить абсолютно бессмысленный набор цифр. Мама с папой до сих пор не знают нашу эту тайну, они вообще мало о нас знают, потому что скрываются у себя в панцирях как каждый нормальный человек или черепаха. Двадцать пять лет мы помним этот номер и радуемся этому, почти как тогда, возле автомата с Крымскими пейзажами…
6.
Грязная комната Он (очень худой) спит без одеяла, в позе зародыша на тахте.
Бабушка сидит рядом на табуретке и читает вслух.