Йозеф и Мария

ПЕТЕР ТУРРИНИ
Йозеф и Мария
Грустная комедия в одном действии
Перевод с немецкого Ивана Черепова
Пьеса направлена для распрост­ранения Управлением театров Министерства культуры СССР
Ответственный редактор С.ТЕРЕШИН
ВААП-ИНФОРМ
103012, Москва, проезд Сапунова, дом 5
-1984-
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
МАРИЯ, уборщица, 65 лет. ЙОЗЕФ, ночной сторож, 68 лет.
Время действия – вечер, 24 декабря.
Место действия – торговый зал крупного универмага.
Декорации: у меня есть две идеи по поводу декора­ций. Во-первых, сцена-арена. В центре – декорации торгового зала, горы товаров, сверкающих рождественским блеском. Перед началом спектакля зрители проходят через этот зал и занимают места справа и слева от сцены.
Во-вторых, обыкновенная сцена, занавес все время открыт. Декорацию торгового зала не рекомендуется делать натуралистичес­кой. Мне представляется некое фантастическое сооружение, свиде­тельствующее об избытке товаров и вопиющей безвкусице всего, что связано с рождеством. Бутылки, банки, ясли, кровати, зеркала, ангелы, мясо, лампы, все вперемешку, громоздится одно на другое.
- 3 -
Сцена, торговый зал, товары сверкают в рождественском великолепии. Ветчина, Иисус Христос, мебель, бутылки, пастухи переливаются всеми цветами радуги. В задней части сцены видна дверь с надписью «РАДИОУЗЕЛ». Пока зрители рассаживаются, в зале транслируются рекламные объявления. Примерный текст: «ВЕТЧИНА В ФОРМЕ ВЫСШЕГО СОРТА КИЛОГРАММ ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ВОСЕМЬ­ДЕСЯТ ВЕНГЕРСКИЕ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ГУСИ ПОТРОШЕНЫЕ НЕ ИРНЫЕ ШОГРА& ВОСЕМНАДЦАТЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ НЕОПЛЫВАЮЩИЕ СВЕЧИ ВСЕХ ЦВЕТОВ УКРАСЯТ Ш РОЖДЕСТВО ВАШ ПРАЗДНИЧНЫЙ СТОЛ ХРУСТАЛЬНЫЕ ЗВЕЗДЫ-ПОДСВЕЧНИКИ ДЛЯ РОЖДЕСТВЕНСКИХ СВЕЧЕЙ ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ГРОШЕЙ ШТУКА КУПИВ КОМПЛЕКТ ИЗ ДЕСЯТИ ШТУК В КРАСИВОЙ УПАКОВКЕ ВЫ СЭКОНОМИТЕ ТРИД­ЦАТЬ ПЯТЬ ГРОШЕЙ ДЛЯ ПРИОБРЕТЕНИЯ НЕЗАМЕНИМОГО ПРИСПОСОБЛЕНИЯ ДЛЯ РАЗДЕЛКИ МЯСА ИЛИ ЭЛЕКТРОНОЖА ДЛЯ ПТИЦЫ СО СМЕННОЙ ПИЛКОЙ ДЛЯ КОСТЕЙ КАЖДЫЙ ЧЛЕН СЕМЬИ ДОЛЖЕН СЪЕСТЬ В СОЧЕЛЬНИК АППЕТИТ­НЫЙ КРАСИВО ОТРЕЗАННЫЙ КУСОК МЯСА ПРИСПОСОБЛЕНИЕ НЕЗАМЕНИМО В ДОМАШНЕМ ХОЗЯЙСТВЕ ПИТАНИЕ ОТ СЕТИ ИЛИ ОТ БАТАРЕЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ЯСЛИ СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО ПО ОДНОЙ ФИГУРКЕ МЛАДЕНЦА ХРИСТА ДЕВЫ МАРИИ И ИОСИФА ТРИ ВОЛХВА ТРИ АГНЦА ДВА ОСЛА ФИГУРКИ МОЮЩИЕСЯ ИЗ НЕБЬЮЩЕЙСЯ ПЛАСТМАССЫ ЗВЕЗДА ВИФЛЕЕМСКАЯ С ЭЛЕКТРИЧЕСКИМ РЕЛЕ-МИГАЛКОЙ ЯСЛИ ТРЕХ РАЗМЕРОВ НА ВЫБОР МАЛЕНЬКИЕ ДЛЯ МОЛОДЫХ СУ­ПРУЖЕСКИХ ПАР ВЕЗ ДЕТЕЙ ИЛИ С ОДНИМ РЕБЕНКОМ СРЕДНИЕ ДЛЯ СУПРУ­ЖЕСКИХ ПАР С ОДНИМ-ТРЕМЯ ДЕТЬМИ СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА БОЛЬШИЕ ДЛЯ КРУПНЫХ СЕМЕЙ ПОЖИЛЫМ СУПРУГАМ ДЕТИ КОТОРЫХ ИМЕЮТ СОБСТВЕННЫЕ СЕМЬИ РЕКОМЕНДУЕМ ПРИОБРЕСТИ МАЛЕНЬКИЕ ЯСЛИ!»
Рождественская музыка. Затем в громкоговорителе раздается щелчок и слышится другой голос: «ВНИМАНИЕ К СВЕДЕНИЮ ПЕРСОНАЛА ВНИМАНИЕ К СВЕДЕНИЮ ПЕРСОНАЛА ГОВОРИТ НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛА КАДРОВ ОТ ИМЕНИ ДИРЕКЦИИ БЛАГОДАРЮ ВСЕХ ПРОДАВЦОВ И ПРОДАВЩИЦ ЗА ИХ
_ 4 -
НЕУСТАННЫЙ ТРУД НА СЛУЖБЕ ПОКУПАТЕЛЯ ЖЕЛАЮ ВСЕМ ВАМ И ЧЛЕНАМ ВАШИХ СЕМЕЙ СЧАСТЛИВОГО И ПРИЯТНОГО РОЖДЕСТВА ВЫСОКО ЦЕНЯ ВАШ ТРУ.’:. ДИРЕКЦИЯ РЕШИЛА ПРЕМИРОВАТЬ СОТРУДНИКОВ БУТЫЛКОЙ МАРОЧНОГО КОНЬЯКА КОТОРАЯ БУДЕТ ВРУЧАТЬСЯ У СЛУЖЕБНОГО ВХОДА ВОЗНАГРАЖДЕ­НИЯ ЛИШАЮТСЯ ПЕРСОНАЛ КНИЖНОГО ОТДЕЛА ВРЕМЕННО ЗАНЯТЫЕ УБОРЩИЦЫ И СОТРУДНИКИ-ИНОСТРАНЦЫ!»
Музыка. Освещение постепенно меняется. Из сверкающего, праздничного оно превращается в холодное, неоновое. Тишина. На сцене появляется ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Мы видим, что она побывала в парикмахерской, накрашена, одета в пальто, в руке больщой бумажный пакет. Подойдя к кушетке, она кладет на нее пакет, до­стает из него три завернутых в рождественскую бумагу свертка и раскладывает их на кушетке. Сняв пальто, туфли и платье, она оста­ется в комбинации. Достав из пакета рабочую одежду, туфли и косын­ку, женщина одевается. Сначала она надевает на себя платье, туфли, затем повязывает голову косынкой, как это делают уборщицы. Достав из кармана пальто кошелек, она перекладывает его в карман рабочей одежды. Следя за собой в зеркало, женщина приближается к нему, внимательно разглядывает лицо, достает бумажный носовой платок и, смочив его слюной, стирает с лица грим. После этого возвращается к кушетке, разглядывает три рождественских свертка. Укладывает одежду в бумажный пакет и уходит за кулисы. Тишина.
Затем она вновь появляется на сцене со щеткой, ведром и тряпками. Начинает работать, протирает пол влажной тряпкой. Тишина.
Прервав работу, женщина останавливается перед стеллажом, оглядывается, как бы проверяя, не следит ли кто за ней, снимает со стеллажа бутылку коньяка, разглядывает ее. Поставив бутылку
- 5 -
рядом со стеллажом, она продолжает убирать. Вытирает пол перед радиоузлом. Снова прекращает работу, оглядывается. Заходит в радиоузел. Тишина. В громкоговорителе раздается щелчок.
ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Временно занятые уборщицы лишаются премии. Будто такие как мы вовсе не работаем. Да что там и говорить.
/Тишина./ Вилли.
/Тишина./ Вилли? Это твоя мать. Ты меня слышишь?.. Счастливого рождества.
/Тишина./ Твоей жене и сынишке тоже. Желаю всем счастливого сочельника.
/Тишина./
/На сцене появляется ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА в форме ночного сторожа. Через плечо у него сумка, в руке связка ключей. Услышав женский голос из громкоговорителя, он оглядывается./ ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Вилли! Вилли!-
НОЧНОЙ СТОРОЖ /громко/. Какой громкий голос. Кто бы это мог быть?
/Тишина. УБОРЩИЦА быстро выходит из радиоузла, берет щетку и продолжает работать./ ЖЕНЩИНА. Вы же видите, здесь только я, фрау Мария. И никого больше.
МУЖЧИНА. Но ведь я ясно слышал чей-то голос. МАРИЯ. Значит, ослышались.
*»ТО
МУЖЧИНА. Ну уж ее слухом у меня все в порядке. Лучше чем у кого другого в моем возрасте. Вы сегодня дежурите?
МАРИЯ. Нет, я временно работаю.
/МУЖЧИНА в замешательстве. МАРИЯ продолжает работу./
МУЖЧИНА. Ну если так, то я пошел. До свидания.
МАРИЯ. Да-да.
МУЖЧИНА. Можно задать вам один вопрос? Вы будете работать весь вечер?
МАРИЯ. Что вы! Сын с невесткой уже ждут меня.
МУЖЧИНА. Значит, вы проведете так называемый святой вечер в кругу семьи? Что касается меня, то с двадцать восьмого года я атеист, не верю во всё это.
МАРИЯ. А моя невестка, видите ли, готовит карпа, а если я опоздаю, она такое устроит.
/Молчание. МАРИЯ работает./
МУЖЧИНА. Уж если я упомянул о двадцать восьмом годе, так продолжу. Работал я тогда шлифовщиком в оптике Герца, в десятом районе. Был у нас один подмастерье, Тони Зедлачек, социалист. Вот и рассказал он мне как-то во время спора: «Йозеф, – сказал он, -Христос-то ведь фигура не историческая. Ничего от него не оста­лось. Никаких записей, зарисовок, картин, статуй каменных или деревянных»…
/МАРИЯ молча смотрит на него./
МАРИЯ. Рыбу она берет из собственной лавки. Вообще-то лавка принадлежит моему сыну, а на нее записана из-за налогов.
ЙОЗЕФ. Значит так, если это вас интересует, могу продол­жить. Известные историки тех времен, римские, иудейские, умалчи­вают о нем. Разве обмолвился Иосиф Флавий хоть одним словечком о Христе? А Корнелий, Ливии или Тацит? Что же получается, он ничего не писал о себе, другие о нем ничего не писали… /Смеется./
И вообще, все эти рассуждения о боге – как мертвому припарка. /МАРИЯ отворачивается от него и принимается за работу. ЙОЗЕФ молча наблюдает за ней. МАРИЯ вы­жимает тряпку. Быстро подойдя к ней, ЙОЗЕФ отби­рает у нее тряпку и выкручивает ее./ ЙОЗЕФ. Если, конечно, позволите и я не помешаю. МАРИЯ. Да чего уж там, я уже заканчиваю.
/МАРИЯ продолжает работу. ЙОЗЕФ идет за ней сле­дом. Оглядывает зал./ ЙОЗЕФ. Так много добра и всё не про нас.
/Он натыкается на бутылку коньяка, которую Мария поставила рядом со стеллажом. Поднимает ее, раз­глядывает и говорит нравоучительно./
Зеленый змий. Уж я-то тебя хорошо знаю. Мой приемный отец был мясником, потом пристроился начальником телефонной подстанции. Все время следил, чтобы почерк бьл красивым. В четырнадцатом году, когда началась великая бойня народов, все и произошло. Стал он к бутылочке прикладываться. В армию его не взяли, сумел как-то отвертеться. Так вот, ни одного воскресенья не проходило, . чтобы он не выпил литра пива за обедом. От пива к вину, от вина к рому. Пил чай с ромом, а скорее ром с чаем. А потом уж просто один ром. День, когда выдавали пенсию, был для нас самым тяжелым. Возвращался он за полночь, сильно нализавшись, и бил мою прием­ную мать. Я был тогда мальчишкой, бежал в полицию. Отец твой кто? – служащий? – спрашивал меня полицейский, – ну тогда не страшно»… И отправлял меня домой.
/ЙОЗЕФ возвращает бутылку на стеллаж. МАРИЯ под­ходит к нему, снимает бутылку и ставит ее на пол./
Ь’АРИЯ. Извините, что встреваю. Пью я изредка, по глоточку, от одиночества. Все в меру, с умом.
ЙОЗЕФ /вновь поднимает бутылку/. На груди у меня постоянно были: значок Союза рабочих по борьбе с пьянством, рядом – значок атеистов и чуть ниже – социалистов. Я уже тогда был весь в поли­тике. Умом, не только сердцем, вот и порвал с верой. Ведь не убу­дет же от бога, которого к тому же и нет, без моих пролетарских грошей. /Он вновь ставит бутылку на стеллаж.. МАРИЯ снимает ее и ставит на пол. ЙОЗЕФ снова поднимает бутылку./ Тринадцатого февраля тридцать четвертого года вызвали меня в пятнадцатый ко­миссариат полиции. Комиссар сорвал у меня с груди значки, а я ору на этого фашиста: «Что, уже и против спиртного нельзя быть?» По части голоса он мне в подметки не годился. Я в театре обучен был. /ЙОЗЕФ ставит бутылку на пол. МАРИЯ снова поднимает ее. Смотрит на Марию./ Не помог мне, правда, тогда опыт мой театраль­ный, избил он меня за то, что я учинил скандал.
МАРИЯ /смотрит на него/. Слишком уж добрые мы в жизни, даке к своим детям. Сижу иногда и думаю, бросить бы всё и уйти из жизни. Люди все такие безразличные. Святую правду говорю. /Она ставит бутылку и продолжает работать./
/Молниеносным движением ЙОЗЕФ открывает свою сумку и вынимает из нее газету «Вархайт»- «Правда». Он идет вслед за нею./