Шерон: (хихикает) Я про что смеюсь? Я про «кушаете» смеюсь. (Хихикает) Кушают, когда мало и культурно, а он только жрёт, а потом сам встать не может.
Арнольд: Не видишь, волнуюсь, покрываюсь пеной, как конь. Голодный, столько времени не жрал! Я скатерть лучше себе положу за шиворот, а то перемажусь. Ну, вздрогнули!
Николай Гарибальди: Нет, нет, так не пойдёт. Сперва светский разговор о погоде и природе, потом лёгкий фруктовый десерт. По Сакко.
Арнольд: Так, погоди, с сакой. Посмотрим на десерт. Где десерт, а? (Кричит за дверь, звонит в колокольчик, никто не приходит.) Где мой десерт, а? Да, ё-моё. Пошли на кухню, Шерон, поваров пинать. Чего расселась, а? Будь хозяйкой раз в жизни! (Выпивает водки и идёт на кухню, Шерон семенит за ним. Арнольд оборачивается к Николаю) Мы сейчас придём и цивильно будем кушать с тобой, как на западе.
Феликс Гарибальди: (один, в сторону) Я избрал для знакомства с новыми русскими не самый прямой путь. Мог бы подойти и напрямую представиться: »Здравствуйте, агент иностранных разведок, такой-то». Они бы даже обрадовались. Но, во-первых, центр запрещает демаскировку. А потом, ничего бы мне они не рассказали. Приходится действовать в обход. Я подумал, где мне встретить нового русского начальника, или, как у них принято говорить, «шишку»? В транспорте они не ездят, к врачам не ходят, наоборот, врачей к ним привозят, дети у них заграницей. Они сидят за высокими заборами в своих особняках под охраной. Как быть? Тогда я устроился мыть стёкла машин на стоянку. И в первый же месяц – удача, наткнулся на Занозина. По его «Лексусу» и тому, как он ездит по этому странному городу, распихивая все машины вокруг, можно сразу сказать – большой новый русский! Наверняка знает многие местные тайны. А через него я выйду на остальных… Я легко с ним познакомился, в центре нас этому обучали, и напросился к нему в дом чем-то вроде учителя хороших манер. Через Занозина ниточка потянется…
Входят Шерон и Арнольд с тарелками холодных закусок. Гарибальди вскакивает с места, чтобы помочь, но его останавливают жестами.
Арнольд: Вот и закусон. За стол, мой батя говорил, когда его в наручниках из квартиры космонавта Леонова выводили: «У космонавтов и у нас, воров, главное одно. Главное – это хорошая посадка».
Все садятся за стол.
Шерон: Давай начнём. Мне уже не терпится культурно говорить.
Арнольд: Вот баба- дура, а? Не успеет усесться, сразу языком ей молотить. Разве так культурно ведут? Дай гостю водки выпить. (Выпивает сам рюмку водки) А-а-а! Пш-ш-шла хорошо! Где огурцы?
Николай Гарибальди: Итак, вы хотели что-то сказать о погоде?
Шерон: Ты изменения в природе видал, Арнольд? Окно утром открыла – дубарь. Так я с этими изменениями в прошлом году цистит подхватила…
Николай Гарибальди: И вот тут сразу ошибка. Такие подробности, как цистит, в светском обществе умалчиваются. Теория Сакко. Вы слишком раскрепощены со мной. Закрепоститесь и давайте легко – про погоду. Начнём тогда с вас, Арнольд.
Арнольд: (обводит всех удивлённым взглядом) Что о погоде сказать? Хреновая у нас погода. Валится с неба всякая дрянь. Телевизор включить? Если прогноза нет, футбол поглядим.
Шерон: (смотрит на Гарибальди) Я тоже про погоду больше не в курсе. Честно. Как у вас на западе трудно, блин!
Николай Гарибальди: Видите, вам следует говорить непринуждённо, первое, что придёт в голову, а вы растерялись! Слово «блин» заменять синонимом.
Арнольд: Чем?
Николай Гарибальди: Синонимом, ну, похожим словом. Не блин, а… Хм.
Арнольд: Ты ей «раскрепостись». Она тебе и давай нести про свои бабские дела. Ты ей сразу «закрепостись», а потом опять «непринуждённо болтай». Неправильно учишь!
Шерон: Стой! Стой! Стой! Я синоним на слово «блин» знаю! Тоже короткое! Можно я его скажу? Только это слово… (Шепчет Гарибальди на ухо).
Николай Гарибальди: Н-да. Нет, не надо. Я тоже это слово знаю… Ну, ладно. Пускай будет так. Я вас спрашиваю: как вам изменения в осенней природе? Вы хотя бы обратили внимание, что лужи впервые за много месяцев сегодня утром покрылись льдом?
Арнольд: Спасибо, что напомнил. У меня ж летняя резина. (Достаёт из кармана телефон) Алё, гараж? Да, это я. А кто ещё? Ты мне резину на зимнюю поменял? Ты что вообще тама? Ты на улицу-то выйди, посмотри, тама всё льдом покрыто! Ты машину угробить хотел и меня, да? Нет! Ну, тогда отбой!
(Пауза)
Николай Гарибальди: Ну, же, Арнольд. Попробуйте.
Арнольд: Я не знаю насчёт природы. Меня оно не интересует, не колышет, не колеблет. И в ухе не свистит. Ясно сказал или тебе повторить?
Николай Гарибальди: Вы преодолейте себя. Сперва это тяжело. Потом пойдёт. Светские манеры – тоже своего рода язык… Итак, вы обратили внимание на…
Арнольд: Ладно. Уломал. Я как раз сегодня делал отметки в моём «Дневнике натуралиста» (Достаёт записную книжку с золотым тиснением). Что я вижу! Ёлки- моталки! Пардон. Сорвалось. Вот тут у меня тута указано: ночные температуры переходят минусовую отметку.
Шерон: (посылает ему воздушный поцелуй) А это значит, мой милый, Арнольд, что скоро мы с тобой поедем в отпуск.
Николай Гарибальди: Вот, вот… Прекрасно.
Арнольд: Это ж какой минус! На счету.
Шерон: Когда мы последний раз ездили в Швейцарию, я там потратила тысяч, наверное, двадцать…
Арнольд: А толку? Ты знаешь, как мне эти бабки достаются? Зураб Тенгизыч тоже… А кое- кто не отдаёт мне денег. Ну, ладно, разберёмся. (Наливает себе рюмку водки, выпивает) А-а-а! Пш-ш-ш-шла хорошо!! Механизм моей работы тонкий: все шестерёнки должны крутиться, для этого их надо подмазать. Как батя покойный говорил, когда шёл Ростроповича проведать: «У маэстро в скрипке должно скрипеть, а у меня нет».
Шерон: Ты всё о делах, да о работе.
Арнольд: Я ж к примеру рассказываю. Тебе бы всё по отпускам. Видишь, какие в работе нашей тонкости, а сколько всего надо учитывать! Вон, на морозе стёкла драить тоже не любит (Кивает головой на Гарибальди) Руки, небось, немеют. Не стесняйся, Колян, пока тепло, на солёные огурчики налегай. Ложи их прям из банки в хлебальник. Мой батя утром обязательно рассол из банки пил. Потому что в русских семьях рассол уважают.
Все с удовольствием едят.
Николай Гарибальди: Я устроился на стоянку больше из спортивного интереса. Задал себе вопрос. Выдержу я или нет? И в самом деле: очень обогатил свои познания предмета.
Арнольд: У-гу.
Николай Гарибальди: Нет, серьёзно. Как лингвист. Ведь я собираюсь писать диссертацию по обсценной лексике.
Арнольд: У-гу.
Николай Гарибальди: Салат, правда, великолепен. Я, если позволите, заберу немного с собой для пробы.
Арнольд: У-гу.
Николай Гарибальди: (В сторону) Пошлю в центр, пусть отдадут на анализ. С запахом надо разобраться.
Арнольд (с полным ртом): Разве у французов есть такие огурцы? Ты мне скажи, Колян? Ты видел, как они готовят? Лягушек тама у них, правда, не ел. Но они же ничего не умеют, если разобраться. «Бонжур- тужур- абажур». Если бы не моя Верка, пардон, Шерон, со своими горными лыжами, на кой мне эти французские Альпы? В гробу я на них плевал! Я зимой и летом в машине, как-то обхожусь без лыж. Даже я тебе скажу, наоборот. У нас тута в «Русской рулетке» чем с клиентом проще, тем лучше. У нас тута как? Заказ взял, произвёл розыскные мероприятия, засёк объект, (Достаёт из кармана пистолет, целится в Гарибальди). Потом его грохнешь в подворотне. Не сильно. (Нажимает на спусковой крючок, раздаётся лёгкий щелчок) Осечка! Повезло тебе. Н-да. Ну, потом сами же разыскиваем, кто грохнул, наказываем, берём с клиента деньги за наказание обидчика. Я так мыслю: уборка территории после работы – иногда и поважнее самой работы. Чтобы было шито – крыто. Батя говорил, когда дачу Брежнева осматривал, что ему вдруг тама позарез под куст захотелось. «Сделал кучу, забросай листвой! Пускай думают, что сами облажались», – батя учил. Мы сами бьём клиента, сами разыскиваем, кто бил, сами наказываем. Как это называется?
Николай Гарибальди: Ну, не знаю. Беспредел?
Арнольд: Эх, ты профессор. Не беспредел, а получается замкнутый цикл. И быстро, и дёшево, и удобно. Так или не так? Боюсь, что выучу тута от вас «изящные манеры», со мной и говорить нормально никто не станет. Ладно, я шучу, я и не научусь так уж сильно.
Николай Гарибальди: Ну, если я не смогу вас обучить ничему, это будет моя профессиональная недоработка.
Арнольд: Правильно. Если клиент проплатил, то ты поработай. И стёкла помой и по-французски поговори!
Николай Гарибальди: Давайте называть друг друга на «вы». Мы же обучаемся, у нас урок.
Шерон: Арнольд, ты чо, весь рукав замызгал в салате? Я после рукава салат есть не стану.
Арнольд: (рассматривает рукав) А чего не хочешь салатику?
Шерон: Брезговаю.
Арнольд: Это ты чего, брезговать?
Шерон: Тама теперь, небось, кругом волосы с твоего фрака. Думаешь, в Европе аристократы едят волосатые салаты? (Хихикает) Я щас тута рожу. Волосатый салат – умора. Щас рожу.
Арнольд: Я те рожу, дура! (Задумывается). А вот если, к примеру, я вернулся с работы, к тебе прихожу и говорю: »Съешь, милая, волосатый салат, иначе я умру».
Шерон: Ну и чо? И съем.
Арнольд: Окей. (Задумывается). А если тебе говорит Сидор и его братаны: »Съешь салат, а не съешь, мы твоего мужика здеся пристрелим». А в салате лежит, к примеру, дохлая крыса. Съешь ты салат для меня или нет?
Шерон: Фу, какая дрянь. Меня сейчас вырвет с твоих крыс, тьфу!
Арнольд: Вырвет? Не хочешь потому что для меня салат есть?
Шерон: Чо, и крысу тоже надо?
Арнольд: Ну.
Шерон: Бэ! Не!
Арнольд: Смерти мне желаешь, паскуда? (Достаёт пистолет, кладёт рядом с тарелкой)
Шерон: Блин, опя-я-ть! Я штоль, сказала «смерти»? Сказала я?
Арнольд: Тогда заставь себя и жри, аристократка хренова! Между мужем и крысой выбрать не можешь?
Шерон: Чо, она живая, или уже она сдохла? (Морщится, будто бы глотает) Крыса-то? (Закрывает глаза, морщится)
Арнольд: К примеру, не сдохла.
Шерон делает рвотные движения.
Арнольд: Шутка! Сдохла, сдохла.
Шерон: Я правда тута блевану прям на скатерть, скажи ему, Колян, чтоб отстал! (Шерон сидит с закрытыми глазами)