Дора Даниловна: – Нюр, опять не поняла. Про порнографические открытки ясно. А почему ваша героиня говорит герою – поиграешься, а не поиграемся? Он что – один в ее квартире? И как это он один с открытками поиграется?
Владимир Ефимович: – Дора, я и то понял. Героиня оставила ему ключи, сама на работе. Я тебе потом объясню.
Григорий: – Да, не сердись на нее! Она ж у тебя не сидела! Она и потом не поймет. Видишь ли, соседка, у матери частушки, не простые, они с двойным дном, как чемоданы. Поняла?
Дора Даниловна: – Частушки, как чемоданы? Нет, не поняла.
Григорий: – Эх! Не зря тебя муж дурой называет.
Евдокия: – Тварь! Не дурой, а Дорой! (Дает ему подзатыльник)
Григорий: – Ты на кого руку подняла? На мужика!
Бьет жену в лицо. Та его в ответ. Драка. Крики, разнимают. Рассаживаются по местам.
Евдокия: – Вот, алкаш, видишь, яд крысиный!!! (Достает из кармана пакет, насыпает в рюмку) А вот твой любимый самогончик! (Наливает) Это, гад, твоя последняя рюмка. Назовем ее «торпеда». (Ставит перед ним рюмку) Сразу пить будешь или подумаешь?
Выходит Сосед со старым карнизом. Дергает дверь конуры – закрыто. Дергает сильней, дверь распахивается, на Соседа падает самовар, которым изнутри держал дверь. Сосед остолбенел. Из темноты выходит Первый ассенизатор, довольный, выносит на руках счастливую, хохочущую Марию Борисовну.
Мария Борисовна : – (Смотрит на Соседа пьяными глазами) Я фельдшера не вызывала.
Первый ассенизатор подносит ее к столу. Мария Борисовна подхватывает со стола рюмку Григория с крысиным ядом и залпом выпивает. Все «Ах!». Немая сцена. Мария Борисовна (все еще на руках) занюхивает своей подмышкой.
Мария Борисовна: – Не… Не первач!
Первый ассенизатор ставит ее на ноги. Гости бросаются обнимать Марию Борисовну. Первый ассенизатор вновь подхватывает ее на руки, убегает от гостей. Второй ассенизатор так же берет на руки Сашку и так же бегает. Мария Борисовна хохочет. Все, кроме матери и молодых прыгают вокруг них. Смеются.
Мария Борисовна: – Ну, Антон, я на такой веселой свадьбе в жизни не гуляла! Вот это друзья у тебя!!! (Первый ассенизатор целует ее) Сударушкины, приходите завтра в комитет, к часу, за документами.
Мать: – А как же решение, принятое жилкомиссией?
Мать Борисовна: – А я его аннулирую.
Нюра (поет): – На сосне сидит петух, на петУхе курочка.
Расшивает себе дырки. Вот такая дурочка.
Дора Даниловна: – Бред какой-то…
Ассенизаторы уносят на руках Марию Борисовну и Сашку. Все машут их вслед.
Мария Борисовна:
- Иванов, как Иванов. И Петров, как Петров.
Сидоров как Сидоров, только любит … Иванову.
Убегают.
Мать: – Тошка, а кто эти ребята-то были?
Антон: – Говночисты.
Картина 2
Двор. Рассвет. Трещат сверчки, кузнечики и цикады. Сосед в спортивной шапке, надвинутой на глаза, в фартуке пробирается к сортиру. Оглядывается, достает из кармана фартука велосипедные и вязальные спицы, втыкает их в сортирные двери, потом рассыпает пшено вокруг сортира, затем рассыпает пшено у крыльца Сударушкиных. Появляется заспанная Евдокия. Собралась в сортир.
Евдокия: – Дядь Нин, все Шурку присушаешь?
Сосед: – Тише, тише. (Подходит к Евдокии)
Евдокия: – Чем крыс кормить, лучше б мне пшена отсыпал, я б каши наварила, сам пришел поел, как человек. (С иронией) На что сегодня колдуем? Ни изжогу, или на запор?
Сосед: – На изжогу я не колдую. Для этого нужно ночью на кладбище пойти, и когда на заре первая ворона каркнет, вокруг кипариса узел затянуть. А на нашем кладбище одни березы, да волчья ягода.
Евдокия: – Это так мудрёно, дядя Нин?
Сосед: – А ты думала. Вот и приходится почти одним пшеном работать.
Евдокия: – Извини, что отвлекаю, иди работай.
Сосед: – Я уже закончил. Пойду досплю.
Сосед уходит. Евдокия подходит к сортиру. Больно укололась о спицу. Взвизгивает. Дует на руку, заходит внутрь. Выходит, закрывая дверь, опять больно укололась. Взвизгивает. Опять дует на руку, выбрасывает спицу, идет в дом.
Выходит заспанный Антон. Заходит в сортир. Выходит. Замечает спицу. Вытаскивает, рассматривает, втыкает обратно и идет к дому. Замечает рассыпанное пшено, перешагивает, идет в дом.
Выходит заспанный Григорий, идет в сортир. Делает свои дела. Выходит, замечает одну из воткнутых спиц. Вытаскивает, уходит, забирая с собой.
Выходит заспанная Мать. Видит пшено, рассыпанное у порога. Задумывается о противоядье, уходит в дом, выходит с ведром воды и полотенцем, завязанным в узел. Опускает полотенце в ведро, крестит, шепчет, достает, развязывает, стелет. Проходит рассыпанное пшено по полотенцу. Подходит к сортиру. Замечает спицы. Обходит сортир вокруг.
Мать: – Спицы-то кустом воткнул, с налета не расколдуешь. Не пойду. Чем у меня ноги отсохнут, лучше я на газетку схожу.
Плюет в сторону крыльца Соседа. Берет с крыльца газету, идет за дом. Через некоторое время выходит из-за дома с газетным свертком, кладет сверток в одноразовый пакет, а затем в пакет с ручками.
Мать: – (В свое окно) Тошка, пойду на помойку схожу, в соседний двор. Снесу кой-чё. Я скоро. Да, просыпайся ты!
Во двор выходит Евдокия с сумками – собирается на рынок торговать.
Евдокия: – Тетя Шур, куда спозаранку? К снохе? С гостинцами, смотрю.
Мать:- С гостинцами… Деньги несу, в банк прятать, на сберкнижку.
Евдокия: – Не смеши, деньги. Ты больше четвертного в руках-то не держала.
Мать уходит со двора. Евдокия напевает песенку, укладывает сумки на тележку, объединяя эспандерами поклажу в единую субстанцию. Выкатывает все это со двора. Через минуту слышны ее крики: «Милиция! Помогите! На помощь! Убили!».
Через некоторое время Евдокия одной рукой тянет тележку, другой вводит во двор, избитую, в синяках мать с безжизненно висящей рукой. Евдокия стонет.
Мать: – Замолчи ради бога, и без тебя тошно.
Евдокия: – Тошка! Где ты, мать убили!
Из дома выбегает заспанный Антон. Помогает Евдокии вести мать. Вдалеке слышен звук милицейской сирены.
Мать: – Ой, рука, рука…
Антон: – Дусь, сбегай, позвони в «Скорую помощь».
Мать: – Не надо, ой, рука…
Антон заводит мать в дом. Евдокия убегает, возвращается, заносит свои сумки в дом и опять убегает. У ворот встречает Дору Даниловну.
Евдокия: – Дора Даниловна, идите быстрей, Шуру убили.
Дора Даниловна: – Насмерть?
Евдокия: – Типун вам на язык, Дора Даниловна. Слышала, вы телефон провели. Я к вам, «Скорую» вызвать. Только домой забегу, матери расскажу.
Дора Даниловна: – Конечно…
Евдокия убегает, Дора Даниловна боязливо идет к двери Сударушкиных.
Картина 3
Квартира матери. Марина замазывает матери раны, перебинтовывает руку.
Мать: – (Сидит, держит руку) Так неожиданно набросились, сзади, из-за кустов. Один пытался повалить, а другой пакет из рук рвет. Я вывернулась – смотрю не наши.
Антон: – А кто? Чужих у нас не бывает.
Мать: – Чужие. Бомжи. Второй схватил меня за плечо, я хотела укусить за руку, как обычно, а он грязнущий. Тьфу, думаю, еще СПИД подцепишь.
Антон: – А первый что?
Мать: – А первый за пакетом охотился, за вещами моими. Они ж грабители.
Антон: – Понятно, грабители.
Мать: – А может насильники, все тебе понятно. Ты жизни не знаешь… Я его пакетом-то по голове раз саданула, два. Без толку, он же мягкий.
Антон: – Кто мягкий,
Мать: – Пакет.
Антон: – Что у тебя там было?
Мать: – Что уж теперь, ничего особенного. Было и было. Хлеб, можно сказать.
Антон: – Ты из магазина шла?
Мать: – Ну.
Антон: – Так у нас полно хлеба, разного…
Мать: – Ты меня слушать будешь? Второй так ударил, что у меня искры из глаз, первый пакет рванул и наутек. Как назло никого кругом, никого сын!
Дверь приоткрывается, заглядывает Дора Даниловна.
Дора Даниловна: – Шура! Что с вами? Мне Евдокия Олеговна сказала, что убили.
Мать: – Представляете, Дора Даниловна. Вышла за хлебом и у нашего двора, буквально за забором, двое напали. Что за времена. Ой-ой… рука.
Дора Даниловна: – Перелом? Ушиб?
Мать: – Не дотронуться.
Антон: – Дуська за «Скорой» побежала.
Открывается дверь, врывается Нюра, Григорий. Марина забинтовывает руку, замазывает ссадины, заклеивает пластырем. Дора Даниловна помогает ей.
Григорий: – Шур, найду убью. Я сяду за тебя, найду их и сяду.
Нюра: – Молчи уж, саженец. Шур, горе-то какое…
Мать: – Это еще не горе.
Нюра: – Как, ни горе? Мне Дуська сказала, ты все свои сбереженья, деньги, облигации в банк несла схоронить. Шура, это тебя выследили, это июда навел! Ты только на меня не подумай. Я всегда знала, что денежки у тебя водятся. Но, я никому о тебе не рассказывала, ни разу не проболталась.
Мать: – Нюр, вы с Дуськой что, сбрендили?
Нюра: – Ты сама дочери рассказала! А теперь оговариваешь ее! Зачем тебя, ни свет, ни заря понесло?
Мать: – Ладно, Нюр, деньги, так деньги. Все одно ограбили, мы теперь на равных.
В дверь заходит Владимир Ефимович, заводит двух милиционеров, которые ведут двух бомжей в наручниках. У одного милиционера в руках пакет Матери. Пакет кладут на стол.
Владимир Ефимович: – Шура, это я всех нашел…
Милиционеры: – Это они?
Мать: – Они! Гаденыши!
Все присутствующие активно реагируют.
Милиционеры: – Эту женщину знаете?
Бомжы: – Первый раз видим.
Присутствующие возмущены. Гришка подходит вплотную к бомжам.
Бомжи: – (Испугано) Знаем…
Владимир Ефимович: – Вот, как оперативно наша милиция научилась работать…
1-й милиционер: – Да нет, мы случайно проезжали, издалека увидели. Догнали их, схватили, но вас, мамаш, и след простыл. Сейчас протокол составим. Как вас зовут? Работаете?
Мать: – Сударушкина Александра Ивановна, на пенсии.
Один милиционер пишет, другой разговаривает.
Милиционер: – Как произошло нападение с ограблением?
Мать: – Как. Шла…
Нюра: – По делам она шла важным, не ваше дело…
Милиционер: – Не перебивайте, гражданка.
Мать: – Не помню, так все быстро. У них спросите.
Милиционер: – Спрашивал уже. Они говорят, что это вы на них напали, стали гнать от двора, бить, кусаться, они защищались…
Все присутствующие возмущенно реагируют.