М а м а закрывает лицо руками и, рыдая, падает на кровать. П а п а пытается ее успокоить.
Звонок в дверь.
М а м а. Господи, кто еще там опять?!
П а п а. Не беспокойся, я никого не пущу. И вообще отключу звонок. И телефон. И телевизор. И стеклопакеты поставлю… Я сейчас.
Выбегает. Через некоторое время заглядывает в дверь.
Ляля… Ты не волнуйся, но я впустил кое-кого… просто подумал… Может тебе будет интересно?
М а м а хватает тапок и замахивается, но в этот момент в спальню входит исполненный достоинства буддийский М о н а х
в соответствующем облачении.
М о н а х. Мир вашему дому.
М а м а. Не смешите вы меня, ради бога.
М о н а х. Нам бы ваши проблемы. Вы, конечно, знаете о похищении Гендуна Ньима?
П а п а. Ген… Кого-кого?
М о н а х. Может быть вы и о ма?ндуле Калачакры никогда не слышали? Может вам еще и великое имя Тензин Гьяцо ничего не говорит? И судьба Панчен-ламы вас, разумеется, не волнует?
П а п а. Какое, простите, имя нам ничего не говорит?
М о н а х. Тензин Гьяцо!
П а п а. А-а…
М о н а х. Что?
П а п а. Не, ничего. Перепутал. С Джавахарлалом Неру. А что там с мандуло?й?
М о н а х (забывшись). С ма?ндулой, деревня! (Берет себя в руки) Прошу простить меня. Я пришел издалека. Чтобы познакомиться с чудом.
М а м а. Вот и познакомились. Очень приятно, до свиданья.
М о н а х (смиренно). Вы раздражены и растеряны, я понимаю. Но, возможно, в моем лице к вам придет понимание и успокоение.
П а п а. Вам что, собственно, надо, уважаемый?
М о н а х. Понимаете, однажды в Курумканском дацане проводил ретрит Его Святейшество Халха Джецун Дамба – Джампел Намдрол Чокьи Гьялцен. И вот, перед тем как отправиться в свой личный темный сорокадневный ретрит, он сказал…
М а м а. Слава, я больше не могу.
П а п а. Короче, святой отец. Что вам надо?
М о н а х. Его Святейшество…
М а м а. Убирайтесь отсюда к чертовой…
М о н а х. Договорить дайте, истеричка! (быстро выпаливает) Его Святейшество Далай–Лама заявлял, что он категорически против реинкарнации в Китае. И даже допускает возможность реинкарнации в России. Вы понимаете, что это значит?
П а п а (восторженно). А то!
М а м а (выходя из комнаты). Вы тут пообщайтесь без меня, ладно? А то я вас просто поубиваю, идиоты несчастные!
М о н а х (величественно). Где он?
П а п а. Прошу!
Идут к дверям.
К А Р Т И Н А П Я Т А Я
Детская. С о л и к смотрит новости.
Входит М о н а х, мягко, но решительно закрывая дверь перед носом П а п ы, пытавшегося проскользнуть следом. Он молча подходит к С о л и к у и, не говоря ни слова, сует ему в руки четки, шерстяные носки и «кубик Рубика».
С о л и к подозрительно рассматривает носки и брезгливо отшвыривает их, бросает кубик в коробку с игрушками, принюхивается к четкам.
С о л и к. Типа сандал?
М о н а х (с умилением). Типа того.
С о л и к. Что-то вы не по сезону оделись, милейший.
М о н а х. Согласен.
С о л и к. Что за барахло вы мне тут напихали?
М о н а х. Ритуал.
С о л и к. Вы что, тоже (кивает на окно) из этих?
М о н а х. Ну что ты! Я из местного Дацана. Понимаешь, Его Святей…
С о л и к. Слышал. Ближе к делу.
М о н а х. По древней традиции, тому, кто претендует на честь быть реинкарнацией Далай-Ламы предлагают предметы, принадлежавшие Далай-Ламе (бережно собирает принесенное). И, по тому, как он будет с ними обращаться, узнают – он ли это.
С о л и к. А это его вещи?
М о н а х. Честно говоря – нет.
С о л и к. А вас кто-то уполномочил на поиски?
М о н а х. Нет, если честно. Да и Далай-Лама пока жив. Если откровенно.
С о л и к. Так чего ж вы приперлись? Может вы вообще не монах?
М о н а х. Ну, строго говоря, не совсем.
С о л и к. Отца пригласите, пожалуйста.
М о н а х. Я – буддист. Буддисты считают, что это милость Всевышнего позволяет возвращаться душе. Понимаешь? Не просто переходить в другое тело, потеряв память о прожитом, а возвращаться. То есть твоя душа вернулась. Зачем?
С о л и к. Хороший вопрос.
М о н а х. Есть в этом что-то божественное, не находишь?
С о л и к (скромно). Ну…
М о н а х. Так мог ли я не прийти?
С о л и к. Имеется в виду, что все это неспроста, так что ли?
М о н а х. Ну а как?
С о л и к. Логично. А зачем?
М о н а х. Не знаю.
Молчат, думая о своем.
Пойду я. А ты подумай.
С о л и к. Ага…
М о н а х уходит.
И что? Согрешил я что ли как-то изощренно? Или задолжал кому?.. Так вон люди мрут как тараканы, а про такие дела что-то ничего не слышно. Что, все чистенькие что ли? Да ну. Я, если уж на то пошло, мухи в жизни не обидел. Тут может вот какая штука… Может я стать кем-то должен? Ну, кем-то таким, вроде этого… ну как его?.. ну типа… тьфу ты, один Бэтмен в голову лезет! Короче, спасителя мира! Ну а что? Почему нет-то? Я, может, предназначен для чего-то исторического… Судьбоносного… Великого! Да точно! Вот так вот… Как-то так…
Долго бормочет что-то с героическим видом.
К А Р Т И Н А Ш Е С Т А Я
Коридор. Поперек него натянуты веревки с ползунками и распашонками.
П а п а разговаривает по телефону.
П а п а. Да, Ирина Игнатьевна, понимаю… Но ничем помочь не могу. Нет, никак. Только на среду (заглядывает в блокнот). Одиннадцать тридцать. Только так. Чем могу (вешает трубку). Вас там в мэрии много, а Солик один. Квартиру они выделят! Ордер покажите, потом разговаривать будем. Как говорится утром деньги, вечером…
Смотрит на часы. Открывает входную дверь.
Вбегает немолодая Ж е н щ и н а в футболке с изображением С о л и к а.
Ж е н щ и н а. Ф-фу! Насилу дождалась. Здрасьте, Владислав Кузьмич.
П а п а. Здрасьте-здрасьте!
Ж е н щ и н а (торопливо сует конверт). Вот. Можете не пересчитывать (достает из пакета тапочки, переобувается). А там внизу кошмар что делается! Сотнями принимают!
П а п а (украдкой заглядывает в конверт). Что принимают?
Ж е н щ и н а. Соломонство.
П а п а. Чего они принимают?!
Ж е н щ и н а. Ну, в соломонство обращаются. Прям сотнями!
П а п а. Вы проходите, он ждет. (в ужасе) Ляля! Ляля!(Убегает)
Ж е н щ и н а украдкой срывает с веревки ползунки, целует их и прячет в пакет с уличной обувью. Прихорашивается перед зеркалом и входит в гостиную.
К А Р Т И Н А С Е Д Ь М А Я
Гостиная. За столом на детском стульчике – С о л и к.
Ж е н щ и н а (почтительно приближается). Учитель! (Целует С о л и к у руку) Вот и я.
С о л и к. Я просил ведь, кажется, без этих лобзаний. Ну, что стряслось?
Ж е н щ и н а (со слезами). Уехал, подонок в отпуск! Я вообще ни слухом, ни духом. А тут звонит Плескачева с тринадцатого участка и говорит: знаешь, а я с твоим в одном пансионате отдыхала! Что ж, – говорю, – завидую. Зря, – говорит, – он там между прочим не один! У меня прям сердце – бух! А она, дрянь, хихикает: а знаешь, говорит с кем? С Зинкой-парикмахершей! У меня тут прям в глазах потемнело! (Навзрыд) Кобель, подонок! Я тут с его детьми горбатилась на даче, а он там, значит с этой сукой пергидрольной… Клялся, гад, детьми клялся, что у него с ней все! А Плескачева, дрянь, мне тут такое… (бьется в истерике)
С о л и к. Как вас зовут, я извиняюсь?
Ж е н щ и н а. Маша…
С о л и к. Вот. (ласково) Маша. (делово) А что это вы, Маша, все про него, да про него?
Ж е н щ и н а (просохнув). Так а как же?.. Я ж ведь четырнадцать лет ни на кого даже не косилась, да вы что, Учитель!
С о л и к. Честно?
Ж е н щ и н а. Да чтоб я…
С о л и к. Чего ревете тогда? Ну сами-то посудите – чем вы занимаетесь?
Ж е н щ и н а. В отпуске я. А так – крановщица.
С о л и к. Да я не про то. Лет вам сколько, Маша?
Ж е н щ и н а. Сорок.
С о л и к. Ну допустим. И вот, значит вы, которую упрекнуть не в чем за четырнадцать лет брака, носитесь по улицам в истерике, и слов у вас всего три на языке – подонок, гад да кобель.
Ж е н щ и н а. Кобель, гнида, свинья!..
С о л и к. Опять все о нем! Нет, чтобы о себе – вот я какая умничка, молодец – ни разу ни с кем, никогда четырнадцать лет! Такой марафон прошла! До финиша, практически, добежала! И ведь выиграла!
Ж е н щ и н а. Что?
С о л и к. Свободу! Кобель ваш фору вам дал! Вот что! Карт-бланш! Билет, понимаешь, с открытой датой!
Ж е н щ и н а. Ой. Что-то не понимаю я…
С о л и к. А что тут понимать? Дети где?
Ж е н щ и н а. У бабушки, в Вятке…
С о л и к. Квартира большая?
Ж е н щ и н а. Трехкомнатная, сорок девять жилая, санузел раздельный…
С о л и к. Шампанское есть? Магнитофон?
Ж е н щ и н а. Есть… у сына «Панасоник»… то есть это мне что?…
С о л и к. Ну!
Ж е н щ и н а. То есть в смысле я свободна что ли?
С о л и к. Ну!
Ж е н щ и н а. Это как бы чтоб я значит…того?..
С о л и к. Ну!!!
Ж е н щ и н а. То есть можно?
С о л и к. Если хочется – можно. Не хочется – не надо, но все равно можно! Понимаете?
Ж е н щ и н а бухается на колени.
Ну, ну! Без фанатизма давайте! Это так, практический совет. Необязательно следовать…
Ж е н щ и н а. Ох, учитель! Вы, наверное, в прошлой жизни столько счастья своей жене принесли!
С о л и к. Я?.. Да я, собственно, никогда не был женат.
Ж е н щ и н а (кокетливо). Ну женщины-то были? Дети?
С о л и к (помрачнев). Нет, не пришлось как-то. То одно, то другое. Некогда было. Ну а вы-то теперь как? Что делать намерены?
Ж е н щ и н а. Я!.. Да я теперь… Ну держись, гнида!.. Ой! (бьет себя по губам) В смысле – я молодец! Ну молодец!
Выбегает.
С о л и к. Ну как-то так… Значит что-то тут есть… если женщинам я помогаю, если им нравится? Может это и есть оно? Миссия! Такая миссия.
Входит М а м а.
С о л и к. Мам, ты чего – плакала?
М а м а. Знаешь, что бы я сделала с превеликим удовольствием?
С о л и к. Что?
М а м а. Выдрала бы тебя до костей, учитель хренов! Гуру в памперсах!
С о л и к. Да что стряслось-то?
М а м а. «Соломонство» они принимают! Выдрала бы как сидорову козу!
С о л и к. А в чем проблема?
М а м а. А в том, что тебе четыре месяца, гаденыш! Жопа не выдержит!
В ярости хватает стульчик за спинку и катит его вон из комнаты.
А К Т В Т О Р О Й
К А Р Т И Н А В О С Ь М А Я
Детская. Полумрак. С о л и к стоит наказанным в углу, и наговаривает на диктофон.