Н.Б. (холодно): Вам, деточка, не слабо, это уж точно. Таня, забирайте этого гениального ребёнка, пока диванчик ещё сухой, и оставьте меня одну, ради Бога. Я уже не могу ни смеяться, ни обижаться.
Таня (помогает Вике встать): Пойдём, Виктошка, у Наташи теперь новая жизнь, старые друзья ей не нужны.
Вика (привалившись к стене, слабым голосом): Наталья Исааковна, это правда?
Н.Б. (растроганно): Что Вы, деточка, я вас всех люблю и жалею…
Таня: А меня не надо жалеть, Наташа. То, что ты предательница по своей натуре, я знала всегда. Вот когда тебе осточертеют твои суперпорядочные жильцы, тогда и посмотрим, кто кого пожалеет.
(Входят Петя и Аня, здороваются. Аня присаживается на диванчик.)
Н.Б.: Ой, как незаметно вы вошли… Вы знаете, Джой – потрясающая собака, облаивает только своих. Это потому, что все наши с ним гуляют по очереди. Вот он и радуется, бедненький, а на чужих не обращает никакого внимания.
Петя: Надеюсь, Наташа, что скоро Джой станет облаивать и
нас с Анечкой.
Н.Б. (иронично): Я тоже на это надеюсь, Пётр Дмитриевич. Знакомьтесь, это Вика и Таня, мои друзья и соседи.
Петя: Очень приятно. Петя.
Аня: Аня.
Петя: Наталья Исааковна, я могу присесть?
Вика (кланяется, шаркает ножкой): А вам не нужен хер на ужин?
(Пауза.)
Н.Б.: Таня, уведите это молодое поддающее дарование куда-нибудь спать. (Пете и Ане.) Простите, ребята, но это моя жизнь.
Таня: Понесло-о пизду по кочкам. Пойдём, Виктошка, мы мешаем Наталье Исааковне войти в образ несчастного инвалида. И запомни, Наташа, ноги моей в твоём доме больше не будет. Ты Иуда. Иуда, блядь и говно. Прощай.
(Таня и Вика уходят.)
Н.Б. (плачет): За что? Что я такого сделала, чтобы меня так оскорбляли в моём собственном доме? Ведь это уже не в первый раз и даже не в сотый… А-а-а!!! (Рыдает в голос.)
Петя (в ужасе): Наташа, Господи! Да как же Вы жили всё это время? Я бы на Вашем месте давно повесился!
Н.Б (перестаёт плакать, раздумчиво смотрит на Петю. Говорит как бы себе под нос, но внятно для всех): Да… Это прелестно… Вообще-то я уже начинаю кое о чём жалеть… (Громко и весело.) Ребята, хотите чаю?
Аня: С удовольствием.
Петя: Нет-нет, Наташенька, Вы только скажите, чего Вы хотите, мы всё сделаем.
Н.Б.: А сыру?
Аня: С удовольствием.
Н.Б. (многозначительно): Да-а…
(Анина рука, потянувшаяся было к сыру, повисает в воздухе.)
Н.Б.: Ничего, Анечка, это я так, о своём, о девичьем. Сыр очень вкусный, свежий. (Со вздохом.) Голландский.
Петя: Наташа, я с Вашего позволения присяду и сразу, так сказать, возьму быка за рога. Вы не будете против, если мы завтра приедем часов в десять утра? Не рановато для Вас? Просто один наш знакомый с машиной завтра будет свободен до обеда. Вещей не так много, в основном книги в коробках и пара чемоданов. Мы постараемся не шуметь. Переезд – это всегда хаос и раздрай, но я приложу все усилия, чтобы Вам не пришлось ни на что реагировать. Вам и так хватает…
Н.Б.: Я, Пётр Дмитриевич, уже давно ни на что не реагирую. (Неожиданно пьяным голосом.) Но, если я начну реагировать, то, уверяю Вас, всем будет плохо и Вам в том числе.
(Пауза. Аня смотрит на Петю.)
Н.Б.: Ладно, ребята, извините. Нервишки.
(Лает Джой. Входит Смирнов.)
Н.Б..: Знакомьтесь, это Саша Смирнов, старинный друг дома.
С.С. (пожимает гостям руки): Очень приятно, много наслышан. (Садится на своё место у окна, закуривает).
Н.Б.: Смирнов – это мои руки и мои ноги.
С.С. (польщён вниманием): Нет уж, Эн Беккерман, руками – я ещё согласен, а ногами быть не хочу. Я, к Вашему сведению, с Джоем сегодня уже гулял. Правда, за портвешком ещё не бегал. Дайте бедному Смирнову посидеть на стуле после сытного обеда. Верка меня обкормила… Порт-веш-ка! Порт-веш-ка! (хихикает.)
Н.Б.: Анечка сидит такая притихшая… Могу себе представить, что Вы обо всём этом думаете.
Аня: Да нет, что Вы, Наталья Исааковна, просто мы сегодня с пяти утра на ногах, и у меня глаза слипаются. Все такие смешные, мне у вас так нравится, только диван неудобный. Проваливается. Старенький, наверное. Вы не обидитесь, если мы пойдём, нам ехать ещё полтора часа. Ой! Я же Вам гостинчик привезла. Простите, совсем с головой плохо.
(Достаёт из пакета небольшой тортик.)
Н.Б.: Чудненько! Всё же мой дом произвёл на Вас впечатление, если Вы забыли про тортик. Парамоша любит сладкое. А знаете, Пётр Дмитриевич, все мои знакомые – очень порядочные, но страшно аморальные люди. Ведь подумать только, но на этом самом диванчике, где так скромно сидит Ваша супруга, наша публика чего-таки не выделывала… ну, Вы понимаете… кроме разве что скотоложества.
С.С.: А это мы с Тяпой сейчас исправим. Тяпа! Где ты, подлая? Иди сюда, тварь, будем скотоложничать! Кыс-кыс…
(Анечка осторожно смеётся. Петя ерошит волосы. Смирнов держит Тяпу на поднятых руках, кружится с ней в воображаемом вальсе.)
С.С.: Раз – два – три, раз – два – три… Тя-пуш-ка… Тя-пуш-ка… (поет):
Тихо вокруг, только не спит наша киська,
прячет она-а от Смирнова пипиську,
вот и не спит наша киська…
Н.Б. (визжит): Смирнов! Оставьте кошку в покое! Не смейте издеваться над бедным животным!
С.С. (с обличительным пафосом): Вы, Эн Беккерман, никогда не знали радостей половой жизни, поэтому ваша Тяпа так и сдохнет в девках, а Джой до сих пор холостякует. (Отпускает Тяпу.)
Н.Б.: Ребята, не уходите, давайте попьём чайку с тортиком.
Петя и Аня: Нет, нет, спасибо, мы пойдём.
С.С. (придвигаясь к столу): А вы видали крыс в психушке? А я видел. У них зубы во-от такие, сначала зубы, а потом – глазки. Много, много глазок отовсюду… Всё васильки, васильки, красные, синие всюду…
(Н.Б. хохочет, победоносно глядя на Петю и Аню.)
Петя: Наташа, мы пойдём, не обижайтесь, голубушка. Саша, до свидания.
Н.Б.: Что вы, это вы на меня не обижайтесь. До завтра. Тогда и поговорим. (Зловеще.) У нас будет мно-ого времени, чтобы поговорить…
(Петя и Аня уходят.)
Н.Б.: Смирнов, Вы что, обалдели совсем? Какие, к чёртовой матери, крысы? Не могли пяти минут молча посидеть? Как нарочно, чёрт вас раздери совсем.
С.С. (дурашливо напевает): Пять минут, пять минут…
Н.Б.: …значат в жизни очень много. Ладно, Саша, давайте пить чай с тортиком. Парамоша противный, но не жадный.
(Пьют чай.)
С.С.: Какой стол чистый! Что, ещё кто-то был?
Н.Б. (неохотно): Да, Таня с Викой. Всё, как всегда, Саша. Сначала у меня просила прощения, потом мы немного выпили, и Таньку понесло. И бэ, и хэ – и всё это при людях. Я рада, что всё это скоро кончится.
С.С.: Ой ли…
Н.Б.: Вот когда Таня протрезвеет, я ей всыплю по первое число. Кстати, я забыла ей напомнить – она обещала принести настольную лампу. Моя всё время мигает. Завтра позвоню. Ей как раз до обеда всегда бывает стыдно, и я получу свои дивиденды.
С.С.: Гешефты Вас погубят, Эн Беккерман. Богема и гешефты – Ваши главные враги.
Н.Б.: Да какие с богемы могут быть гешефты? Сначала у тебя пропьют все деньги в доме, потом тебя же обматерят, а наутро придут просить прощения, а заодно – и денег на опохмелку. Вот и весь гешефт.
С.С.: Кстати, о гешефтах: я сегодня уйду пораньше. Надо Верке помочь по хозяйству.
Н.Б.: Смирнов, какое хозяйство на ночь глядя? (Фыркает.) Ладно, Саша, это я так.
С.С. (грозит пальцем): А я знаю, что у Вас на уме.
Н.Б. (бойко): То самое, Смирнов, то самое! Всё. Приехали, называется.
С.С.: Так. На горшок и баиньки, я побежал.
(Помогает Н.Б. встать со стула).
Н.Б.: Да, сейчас, до туалета и можете идти. Только разгребите мне место на столе, включите лампу настольную, выключите верхний свет и принесите из спальни рукопись Болдина или Баландина, неважно. Она на аквариуме сверху. Я ещё поработаю немного. И дверь не захлопывайте. Я сама закрою, когда спать пойду.
(С.С. всё выполняет в том же порядке.)
С.С. Я пошёл, Парамошик. До завтра!
Н.Б. (кричит из туалета): Пока. Дверь!..
(Смирнов уходит. Тишина. Спустя какое-то время лает Джой. Звонок в дверь.)
Н.Б. (кричит): Входите! Открыто… Кто это…
(Появляется Нартай. Он в яркой рубашке. В руках – букет роз, шампанское, под мышкой – коробка конфет. Останавливается посреди кухни.)
Нартай: Парамон! Ты где?
Н.Б. (из туалета): Да здесь, сейчас, секунду. Неужели непонятно?
(Н.Б. выходит. Нартай торжественно протягивает цветы и шампанское).
Нартай: Это тебе.
Н.Б. (усаживаясь): Спасибо, родной, но ты забыл, наверное, что если я возьму в одну руку цветы, а в другую – шампанское, то я грохнусь на пол.
Нартай (смущённо): Глядя на тебя, этого не скажешь. (Ставит шампанское, кладёт конфеты).
Н.Б.: Да брось ты… Какие чудные розы! Дай подержать немного. Эх, жаль – фотоаппарата нет. Завянут, и никто не увидит.
Нартай: Парамон, не гони волну. Аспирин есть? Отлично. Давай сюда. Сейчас мы их в воду… Это из-под огурцов банка?
(Моет трёхлитровую банку, ставит в неё букет, бросает в воду аспирин, водружает банку с цветами на подоконник.)
Нартай: А это тебе мамаша прислала. (Придвигает коробку конфет к Н.Б.)
Н.Б. (растроганно): Как же меня все балуют… Спасибо, родной мой. А Людмиле Мстиславовне скажи, что я обязательно отдарюсь. (Жалобно.) У меня дом сейчас совершенно пустой…
Нартай: Шампанское будем?
Н.Б. (весело): Стаканчики чистые, перед тобой стоят, на буфете.
Нартай (открывает шампанское): Погнали, Парамон!
(Пьют.)
Н.Б.: Я соскучилась.
Нартай: Я тоже.
Н.Б.: Какая у тебя рубашка нарядная!
Нартай: Мама сшила.
Н.Б. (оживляясь): Спроси у Людмилы Мстиславовны, не сошьёт ли она мне ночнушку? Это ведь очень просто – два шовчика по бокам и чтобы голова пролезала. Я в долгу не останусь.