Капитан Чижов. Минуточку, сейчас выясним (считает) так, значит – 314, 159… о, число пи, прям как пить дать. Ладно, короче – ровно 314 лет.
Звучит туш.
Чувайс (безмолвно, в оцепенении прикрывает глаза ладонью, говорит обреченно). Так это все равно, что пожизненно, это значит, нет надежды, да?
Капитан Чижов. Во-первых, Анатолий Борисович, надежда умирает последней, во-вторых, должен вас предупредить – и это я вас не запугиваю, а от чистого сердца – все, что здесь не отработаете, по причине преждевременной кончины или еще по какой, нам пока неизвестной, так вот, остаток отслужите в аду – у нас с ними контракт подписан…
Чувайс мгновенно отдернул ладонь от лица, и глаза его округлились в ужасе.
…да-да, не удивляйтесь, и там уж без поблажек, будете делать, что скажут, выбирать не придется. Да, и в-третьих, если со своими лампочками и проводами работать будете, то есть на полном самообеспечении, это… дайте сообразить (считает) о, 90 годиков долой, а дальше все зависит от производительности.
Чувайс снова закрыл лицо руками и зарыдал горючими слезами, которые сквозь пальцы полились на раскаленный асфальт. Внезапно:
Агранович (выкрикивает, выскакивая из-за дома). А можно я буду заведовать посадкой сиреневого сада?
Капитан Чижов. На Чукотке что ли?
Агранович (уже без воодушевления). Нет, ну почему… И вообще, чего это чуть что, так сразу – Чукотка, Чукотка? Я между прочим, да будет вам известно, был и остаюсь прежде всего русским человеком, а ваша Чукотка тут совершенно ни при чем. Так, ошибка молодости, с кем не бывает.
Капитан Чижов. Ладно, допустим. Я вас записываю?
Агранович. Да! Да!
Капитан Чижов. Хорошо. (Считает) ваш счет – 206 лет при рабочем дне, равном длине светового, и учитывая сезонность работ.
Агранович (наивно удивляясь). Так много???
Капитан Чижов. Если хотите, можете дополнительно записаться на рассаду, работу в парниковом хозяйстве, тепличное овощеводство – «Белая дача», например, – очень рекомендую. Выбирайте.
Агранович (разочарованно). А я так хотел сиреневый сад… Всю страну превратим в сиреневый сад! Даешь 500 корней в день отборных гибридов F1!
Капитан Чижов. Постойте. Лозунги здесь неуместны. И потом, ваш сиреневый сад от вас никто не отнимал, я просто предложил в виде альтернативы для увеличения числа человекочасов, которые в пересчете на трудодни дадут заметное уменьшение срока исполнения общественно-полезных работ.
Агранович (вновь воодушевившись). О! Тогда я беру все! Да, я буду пахать, как вол, на благо любимой Родины, всю страну превращу в цветущий сад, засею поля и нивы, разобью цветники…
Капитан Чижов. Стойте. Слушайте – это будет 87 лет без права переписки – у вас на это просто не останется времени. Это ваше окончательное решение?
Агранович. О, да!
Капитан Чижов. Хорошо, заношу в протокол.
Звучит туш.
Агранович. Какое счастье! У меня все-таки есть надежда! Ведь я еще молод и, может быть, смогу вернуться… то есть, я хотел сказать, вновь посетить тот милый сердцу уголок…
Дерезовский (осторожно выглядывая из-за угла дома, говорит со вздохом). О, да… Er ist noch ganz jung, erst 30 Jahre alt.11
Капитан Чижов (заметив Дерезовского). Борис Абрамович, зовите Утинского. (Вновь обращаясь к Аграновичу) Да, все в ваших руках, уважаемый, только главное смотрите не переусердствуйте, а то не то что до окончания срока не доживете, а не дай Бог, через три дня коня двинете… то есть, я хотел сказать, отправитесь к праотцам.
Агранович. Еще чего. Не дождетесь.
Капитан Чижов. В таком случае, подпишите протокол.
Агранович убегает подпрыгивая и насвистывая песенку.
Я в л е н и е IV.
(Те же и Утинский).
Капитан Чижов. Господин Утинский, слушаю вас внимательно.
Утинский. Я бы мог, наверно, на пункт приема вторсырья, что ли… Чего-то больше в голову ничего не приходит. Я это… обязуюсь хронически перевыполнять установленную норму минимум в два раза.
Чувайс (в гневе). Нечего, нечего! Закрыть их всех надо. Все мои электропередачи на вторсырье извели, гады! (грозит кулаком) У! Мне теперь экономить надо. У меня строгач – 240 лет, и никакой надежды…
Утинский. Да я макулатуру имел в виду, Толя. Успокойся, не надо так нервничать. Тише. Не волнуйся, не плачь. На вот (достает из внутреннего кармана маленький пузырек) на, прими, старик, легче станет. Проверенное средство, эффект потрясающий.
Чувайс. А что это?
Утинский. Опиум.
Чувайс. Так он же только для народа годиться.
Утинский. Эх ты, голова – лампочка, а разум – потемки. Ты что же, ни разу не пробовал?
Чувайс. Не-а.
Утинский (в сторону). Не могу поверить. (Чувайсу) На вот, попробуй. Такие глюки словишь – век будешь благодарить. Кстати, на выборы очень рекомендую.
Чувайс. Эх, да теперь-то уж чего?
Утинский. Ну, по старой памяти, пустячок, а приятно.
Капитан Чижов. Господин Утинский, ваш счет составляет 150 лет. Выходные будете брать?
Утинский. Нет, что вы, и так уж…
Капитан Чижов. Может быть, предложить вам что-нибудь еще, по совместительству?
Утинский. Ну, я не знаю, я мог бы, наверно, отвечать за уборку прилегающей территории. Как вы удачно выразились – улицу мести. Вот именно.
Капитан Чижов. Итого, ваш счет – 110 лет, каждый пуд макулатуры сверх двойной нормы приравнивается к одному дню срока заключения договора. Прикажете занести в протокол?
Утинский. Да, пожалуйста.
Звучит туш.
Капитан Чижов. Прошу вас, господа, подписать протокол и можете быть свободны.
Внезапно появляется Дерезовский. Бежит, кричит, размахивая руками.
Дерезовский. Нет, нет! Стойте! Подождите меня!
Капитан Чижов. Что случилось?
Дерезовский. Это несправедливо. Je ne suis pas d’accord!12
Капитан Чижов. Что случилось, Борис Абрамович? Скажите же, наконец.
Дерезовский. Это несправедливо. Я протестую. Почему им всем предлагали подработку, а мне нет? Может, мне тоже срок уменьшите?
Капитан Чижов. А чем вы еще готовы помочь родине?
Дерезовский. Нет, я не знаю… Ну, остались же у вас там вакансии какие-нибудь? Вот вы мне предложите, а я выберу. Только, чур, не самое плохое, bitte schon.
Капитан Чижов. Вот вы тут иностранными словечками без конца сыплете, а мы вас не понимаем.
Дерезовский. О, извините, простите великодушно. Я постараюсь держать себя в руках.
Капитан Чижов. Вы не дослушали, я хотел сказать, что вот вы бы взялись и сделали так, чтоб хотя бы наши деточки (умилясь) эта поросль младая, несмышленая… Короче, чтоб они вас понимали. А что? Тоже вещь необходимая. В условиях, понимаете ли, интеграции в мировое сообщество, расширения НАТО на Восток, и вообще, а Евросоюз, ООН, ЮНЕСКО, Врачи без границ… сами видите – ситуация лингвистически-благоприятная.
Дерезовский. Oh, what a brilliant idea! Je vous remercie! Certainly! Gern. Ich habe nicht dagegen13. Ой, извините, я хотел сказать, гениально придумано! Я согласен. Так вы мне пересчитаете?
Капитан Чижов. Да (считает). Окончательный результат – 85 лет…
Утинский, Чувайс (в один голос). Ого, меньше, чем у Аграновича!
Капитан Чижов (Дерезовскому). Ну, вы довольны?
Дерезовский. Э-э-э-э… Да, конечно… А чего так мало сбавили? Я думал, больше будет. Это ж какой труд-то! Адский, не побоюсь этого слова.
Капитан Чижов. А это не имеет значения. У нас учителям мало платят.
Дерезовский. Нет, ну это же несправедливо!
Капитан Чижов. Отказываетесь?
Дерезовский. Нет-нет, что вы, что вы, гражданин начальник. Давайте, где подписать?
Звучит туш. Капитан Чижов раскрывает протокол, указывает место для подписи, Березовский подписывается. За ним подписываются Утинский и Чувайс.
Капитан Чижов. А теперь господа, можете быть свободны, только сначала позовите кто-нибудь остальных. Ах да, и последнее. Попрошу не забывать, что при всей строгости приговора, вы, господа, остаетесь все же на свободе, на вольном поселении, фигурально выражаясь, а по сему не стоит унывать, свободу – ее ни за какие деньги не купишь, не говоря уже о свободе совести. А Родина у нас необъятная, всем места хватит. Ну все, честь имею!
Дерезовский, Утинский, Чувайс (хором). До свидания.
Агранович (подбегает, запыхавшись). Нет, уж лучше прощайте, Николай Степанович!
Уходят.
Я в л е н и е V.
(Олигархи).
Действие происходит вечером того же дня. В дешевом кабаке, стоит несколько строганых столов, без скатертей, все пустые, тусклый свет, в отдалении местный Паганинин терзает скрипку. Дерезовский, Агранович, Утинский и Чувайс сидят за одним столом в углу и пьют водку.
Утинский. Сдается мне, друзья, все – баста! Никогда нам больше не видать нашей второй родины, как своих ушей. Да если б только знать, что все так обернется, я бы…
Дерезовский. Ты бы, ты бы… молчи лучше. Все бы мы бы, да еще как! А тут… О, горе, горе!
Агранович. О, какая мука! Неужели я никогда больше не увижу свою любимую виллу на берегу Убитого моря?!! Нет, нет, не могу поверить. Только не это.
Чувайс. Товарищи, братцы! Что ж теперь делать-то, а? Мы пропа-али…
Дерезовский. Чего ты ревешь, Толя? Не реви. Тебе Вова опиуму дал?
Чувайс. Дал.
Дерезовский. Ну вот и сиди.
Чувайс. Ага, вам хорошо говорить, а у меня вообще никакой надежды нет. У-у (плачет).
Дерезовский. Это тебе так кажется. Кому теперь легко? И я ведь тоже уже не мальчик… Неужели никогда я больше не вернусь на землю обетованную, не паду ниц, не поцелую ее, родимую? Не взгляну больше ни одним глазком?!!
Агранович. О, какая мука! Не трави мне душу, скрипка. (Вдруг резко): Заткнись, музыкант!
Паганинин вздрагивает и роняет скрипку. Чувайс рыдает в голос.
Чувайс. Нет, нет! Я не с вами. Я в Ниццу хочу-у-у!
Агранович. А ты вообще молчи, у тебя надежды нет – в аду столько не живут.
Чувайс. На себя посмотри, то же мне…
Агранович. А чего я? Да я буду пахать, как вол! как мотоблок!! как трактор!!! Я перекопаю все вокруг, срежу горы, выкорчеваю леса и насажу прекрасный сиреневый сад. Я поставлю эту страну на дыбы, я заставлю их…
Утинский. Ага, а тебя потом за это в аду на дыбу вздернут.
Агранович. Зачем дыбу? Какую дыбу? Ты о чем это?