Михалыч вкладывает Чувайсу в одну руку стакан, в другую руку огурец, все чокаются, выпивают. Чувайс отпивает только маленький глоточек, ставит стакан, морщится.
Михалыч. Ты чего?
Чувайс. Чего-то не могу больше.
Михалыч. Ну, ничего-ничего, это дело приходящее – главное, побольше тренироваться! И пойми ты одно, Толяныч, что у нас без водки тут никак нельзя. Не-воз-мож-но! Посмотри на себя – чего вот ты сидишь тут весь, плачешь, слезами горькими заливаешься? Вовсе зря, потому как незачем. Лучше горькой налей, выпей, и сразу веселее станет, радостнее на душе.
Чувайс. Радостнее? А почему станет радостнее? Трансформатор-то ведь уже сгорел, и провода все сплавились, чего здесь радостного?
Михалыч. Дались тебе эти провода! Ты че, прям жить без них не можешь? Да ну, наплевать.
Чувайс. Вы, может быть, будете смеяться, но это действительно так.
Михалыч. Чего – так? Не понял.
Чувайс. Что жить не могу.
Михалыч. А чего? (Пашычу, кивая на Чувайса) Слышь, Пашыч, чего это он?
Пашыч пожимает плечами.
Чувайс. Вам вот хорошо говорить, а у меня работу по результатам принимают, я же вам объяснил уже.
Михалыч. И чего? Тебе-то какая разница? Ты ж всё-равно за бесплатно?
Чувайс. Да уж лучше тут отработать, чем в аду.
Михалыч. А чем лучше-то? Поясни-ка нам свою мысль, а то мы тебя чего-то плохо разумеем, да, Пашыч?
Пашыч (кивает). Ну-так.
Чувайс (в растерянности). Я как-то теряюсь, я даже не знаю, чего объяснять? Вы что, сами-то ада не боитесь?
Михалыч, Пашыч (качают головами, говорят вразнобой). Не-а, нет, не-а.
Чувайс (удивляясь). Почему?
Михалыч. А чего бояться-то? Ты чего, там был что ли? Знаешь что ли, чего там есть? И с чего это ты решил, позвольте спросить, прямиком в ад топать?
Чувайс. Во-первых, всем известно, что ад существует, а во-вторых, мне пообещали…
Михалыч. Черти что ли?
Михалыч и Пашыч громко смеются. Чувайс снова плачет.
Михалыч. Смотри-ка, Пашыч, опять он раскис. Глаза на мокром месте. Ну ладно, ладно, хочешь в ад – поезжай.
Чувайс (в исступлении). Да не хочу я в ад! (плачет) Я в Ниццу хочу!
Михалыч. А чего ты там забыл, в Ницце-то в этой, ядрить ее налево?
Чувайс. Там хорошо…
Михалыч. А здесь тебе не хорошо? Чего тебе не живется-то по-человечески? Чего не хватает? Вона – водка-селедка, – чего еще надо? Бери, пользуйся. Нам для хорошего человека не жалко.
Пашыч. Ну-так. Естесссно (разливает водку).
Чувайс. Да не хочу я вашей водки! Мне трансформатор менять надо, и провода…
Михалыч. Так иди и меняй, кто тебе не дает? Странный ты какой-то, ей-богу.
Чувайс (удивленно). Идти и менять? Прямо сейчас?
Михалыч. Так ты ж сам хотел?
Чувайс. А там страшно, и темно, и током бьет.
Михалыч. А ты фонарик возьми и калоши надень, какие проблемы?
Чувайс (воодушевляясь). Да-да, именно, идти, прямо сейчас идти, менять трансформатор, и провода, действительно, теперь же, сию же минуту!
Чувайс вскакивает и начинает собираться.
Верно-верно, все верно – идти, бежать, сию же минуту, да! Только за проводами забегу к себе в будку, и лампочек новых прихвачу, свет сделаю! Ура!
Убегает, но через минуту возвращается.
Да, кстати, я уж заодно и по вызову схожу, ладно?
Михалыч. По какому вызову?
Чувайс. Так с утра же еще поступил, от жильцов, помнишь?
Михалыч. Припоминаю… А чего ж мы не пошли?
Чувайс. А мы водку пили, с тех самых пор, как меня током шибануло, и пьем полдня уже.
Михалыч. А, ну точно! (бьет себя по лбу) Ну, давай-давай, иди, смотри только – поаккуратнее там, и от нас привет передавай!
Чувайс (удивленно). Кому?
Михалыч. Кому-кому, чертям в аду!
Михалыч и Пашыч громко смеются, Чувайс уходит.
Конец второго действия.
Д е й с т в и е III.
Действие происходит вечером того же дня. Поднимающийся занавес посередине сцены представляет собой фасад старой пятиэтажки.
Я в л е н и е I.
(Чувайс и женщина, хозяйка квартиры)
Занавес поднимается. Лестничная площадка, дверь в квартиру. Вверх по лестнице идет Чувайс, обмотанный проводами, с огромным рюкзаком лампочек за плечами и с ящиком инструментов в руке. Останавливается, звонит в дверь. Дверь открывает женщина в халате и в бигудях под платком.
Чувайс. Электрика вызывали?
Женщина. Да-да, проходите, пожалуйста.
Чувайс. Что случилось?
Женщина. Да я-то откуда знаю!
Чувайс. На что жалуетесь, я имел в виду?
Женщина. А, дак это, стиральная машина в ванной взорвалась, и все электричество вырубило. Не знаем, пряма, чего и делать.
Чувайс. Где машина?
Женщина. В ванной.
Чувайс. Где ванна?
Женщина. А, тама, пойдемте, сюда, сюда (проводит его в ванну).
Чувайс. Где розетка?
Женщина. А… дак вообще-то у нас того…
Чувайс становится на четвереньки и ползет вдоль провода, ведущего от машины, выползает в коридор и видит…
Чувайс. Ага! (вскакивает) Ага! Так вам и надо! Будете знать, как электричество задаром тырить! И что? Я вам после этого еще чинить что-то должен, так что ли?
Женщина. Ну, это… мы заплатим, сколько скажете, а как же.
Чувайс. Гусары денег не берут!
Женщина. Как?
Чувайс (смягчаясь). Ладно, так уж и быть, починю я вам машину, и розетку починю, но за это мне придется поменять вам все электропровода во всей квартире.
Женщина. Еще чего! У меня таких денег нету, никогда не было и не будет! Ишь чего удумал, харя бесстыжая, глаза с утра залил, вот ему и мерещится тут всякое!
Чувайс (меланхолично). Да вы не волнуйтесь, гражданка. Это совершенно бесплатно. Нужно только ваше согласие. Не соблаговолите ли вы выразить его прямо сейчас?
Женщина. Что? Ах да, конечно, конечно, будьте добры, освободите территорию. Проваливайте сейчас же!
Чувайс. Вы не поняли? Я совершенно серьезно.
Женщина. Как это понимать? Что – серьезно?
Чувайс. Можно приступать?
Женщина. Э-э-э-э…
Чувайс скрывается в ванной.
Женщина (ему в след, растерянно). Во дела-а, сроду такого не видала.
Женщина остается стоять возле двери, производя изумленные жесты, пока оттуда доносится стук металлических ключей. Через несколько минут Чувайс выходит.
Чувайс. Готово. Теперь провода. Смотрите, они у вас везде болтаются, старые такие, некрасивые. А я вам один провод проведу, новый, красивый. Вам какой цвет?
Женщина. Ну не знаю… красный есть?
Чувайс. Есть. У нас по каталогу – триста семьдесят пять цветов плюс меланж, семь видов. А вообще, если хотите, я вам русты проштробить могу и провода туда запрятать – будет как в лучших домах Лондону и Парижу, а?
Женщина. Ну не знаю…
Чувайс. Да вы не волнуйтесь, грязи не будет – у меня дрель с пылесосиком. Я тоже, знаете ли, не люблю грязи.
Женщина. Ну ладно. Нет, а все-таки, чего это мне вдруг все бесплатно, да еще меланж семь видов, а?
Чувайс. Считайте, что вам повезло. Вызывайте меня почаще – я все бесплатно делаю. Хотите вот еще лампочки вам на новые заменю? Европейская технология, экономические, светят на сто ватт, а тратят только двадцать пять. Ну что, хотите?
Женщина. Чего уж, давайте и лампочки.
Чувайс. Правильно сделали, что согласились. Они в магазине знаете сколько стоят? Двести пятьдесят рублей за одну штучку! Вот.
Женщина. Ну?!
Чувайс. Баранки гну. А теперь не мешайте мне, пожалуйста, работать. Через час все будет готово.
Женщина. Неужто в самом деле бесплатно?
Чувайс. Абсолютно. Только вот, если вас не затруднит, вы мне потом в дневнике, то есть, я хотел сказать, в трудовой книжке отзыв напишите, ладно?
Женщина молча кивает головой, Чувайс удаляется в глубины квартиры, разматывая провода.
Я в л е н и е II.
(Утинский)
Утинский останавливается перед противоположной дверью в том же подъезде. Звонит.
Голос из-за двери (старушечий). Кто там?
Утинский. Здрасьте, извините пожалуйста, у вас не найдется лишней макулатуры?
Голос. Какой-такой микилятуры?
Утинский. Ну там, газетки-журнальчики старые, ненужные?
Голос. Имеется.
Утинский. Давайте я заберу.
Голос. Это как это так?
Утинский. Если не нужные, я говорю, давайте я заберу. Жилплощадь, так сказать, расчистим.
Голос. Ага, вы расчистите – верно подмечено! После вас потом костей не соберешь в ближайшем Подмосковье. Нашли дураков. И слово-то главное придумали какое, академики хреновы.
Утинский. Да нет, вы не поняли, я от чистого сердца – помочь хочу и вам и нашей любимой Родине. Я вторсырье собираю, старьевщик я как бы.
Голос. Это вы не по адресу. Я пока на возраст не жалуюсь, и в расход меня рановато пускать. Убирайтесь по добру по здорову, пока я милицию не вызвала! Прочь отсюда, людоеды!
Утинский в страхе убегает. Опускается занавес-декорация.
Я в л е н и е III.
(Агранович, Утинский, потом Чувайс и Дерезовский)
Агранович возле дома сажает кедры, пихты, ели и можжевельник. Утинский, скатившись с лестницы, вдруг замечает Аграновича.
Утинский. Привет, Саша! Что это ты тут делаешь?
Агранович. Да вот, территорию навечно озеленяю.
Утинский. А откуда деревья?
Агранович. Из лесу, вестимо.
Утинский. Из какого же лесу такие огромные?
Агранович. А мне ребята по дружбе с Чукотки прислали, заказным.
Утинский. Чего «заказным»?
Агранович. Самолетом, Вова, самолетом. Ил-86 называется – битком! Только вот клюква, к сожалению, не вошла. Но они мне ее поездом выслали – вагон! Ну, там еще морошка, конечно, черника-голубика и всякое такое – всего понемножку – «Русский газон» называется. А ты чего-то какой-то грустный? Случилось что?
Утинский. О, да! Я на грани отчаяния!
Агранович. Чего?
Утинский. Представляешь, никто не желает делиться со мной своим мусором! Ты можешь себе такое представить?!
Агранович. А куда же они его прячут?
Утинский. Они не прячут, они – выбрасывают.
Агранович. А куда?
Утинский. На помойку, наверно…
Агранович. Ну, так а ты подбирай.
Утинский. А мне все подряд не годиться. Мне поотдельности надо.
Агранович. Ха, чудак-человек. Давай воззвание напишем! Как там… вот, например: «Кто сдаст мусор на благо Родины – получит бесплатно куст смородины!!!» Я спонсирую. Кстати, ты знаешь, что 60 кг макулатуры – это одно спасенное дерево! Так что, давай объединяться. Я уже и название партии придумал: «Наш исправдом – Россия!». А что? Ну, как тебе?