Утинский. Опять ты, Сашок, за старое? Не надо. Давайте лучше подумаем о том, как ударно потрудимся на благо нашей Родины в оставшиеся полтора века.
Чувайс. Ну, это кому как…
Агранович. О, я весь горю! Дайте, дайте мне лопату – я прямо сейчас пойду совершать трудовые подвиги: с восьми до девяти – подвиг, с девяти до десяти – подвиг, с десяти… (декламирует) Вздрогни, Родина, дрожью радости! – По дорогам грохочут сапоги работяг!
Утинский. Поэт, раздери меня дери. Слоган соорудил. Ты бы лучше…
Дерезовский. Братцы! Слушайте! А что, если это… как его… ну, там единомышленников найти?
Агранович. Да! Создадим армию общественно-полезного труда! Ура!
Утинский. Каких единомышленников, Боря? Ты о чем? Проснись. Ты где живешь?
Дерезовский. Я – в Лондоне… то есть, я хотел сказать, в лоджии у приятеля одного. А чего, кстати, там ничего, светло, тепло…
Утинский. Да причем тут твоя лоджия, когда я о Родине говорю. А общественно-полезный труд – это дело идейное и сугубо добровольное…
Чувайс. За некоторыми исключениями.
Утинский (Чувайсу). Помолчи. (Остальным) Так вот, идейное и добровольное, потому что безвозмездное. А где ты последний раз у нас идейных встречал? За «Спартак» и то болеют одни мазохисты. Самые умные ушли за «Клинским», тупые – за шмалью. Остальные сидят в отдельных камерах на хозрасчетном основании за решетками и железными дверьми – копеечка к копеечке рубль берегут, и плевать хотели на твои воззвания, даже если их Агранович сочинит.
Агранович. Да, мы должны сблизиться с народом! Я предлагаю: давайте будем кататься на троллейбусе.
Утинский. Слышь, мы и так будем. А еще лучше – пешочком.
Чувайс. Давайте выпьем.
Агранович. У меня тост!
Утинский. Водки больше нет.
Дерезовский, Чувайс, Агранович (одновременно). Как?!!
Утинский. Так. И не будет.
Дерезовский, Чувайс, Агранович (одновременно). Как?!! Почему?
Утинский. Вы чего, до сих пор не поняли?
Дерезовский, Чувайс, Агранович (вразнобой). Как? Что? Почему? Что не поняли? Говори скорее, что ты знаешь?
Утинский. У нас нет денег.
Дерезовский. Как нет? Мы ж богатые?
Агранович. Да, мы самые богатые!
Чувайс. Ну вот… начинается…
Дерезовский. Да. Говорили же, что все нам прощают? А?
Агранович. Обманули, гады! Я так и знал! Революция! Анархия! Долой…
Утинский. Тихо. Да, мы богатые, кто спорит, а денежки-то где?
Дерезовский (делая неопределенный жест рукой в сторону дома). Та-ам…
Утинский. Вот то-то и оно! И пока мы с вами срок не промотаем, или как там у них говориться, не намотаем, что ли… ну, в общем, пока мы общественно-полезно не отработаем, нам их не видать, как своих ушей.
Чувайс (обреченно). Это что, значит никогда? Да?
Утинский (неопределенно). Ну…
Агранович. Обман! Провокация! Вперед, товарищи, на баррикады!
Дерезовский (причитает). Ох, если б знать, чем это обернется… ни в жисть бы. В гробу я видал эту ихнюю «чистую совесть». А нет ведь, поверил… Не, главное, я-то думал приеду тут этак дней на 10 – 15 ну, типа в отпуск, так это чего-нибудь туда-сюда и прощай немытая Россия – наш паровоз вперед летит. А ту-ут… (махает рукой).
Утинский. Братцы, не мне вас учить, но давайте смотреть на вещи позитивно.
В отдалении Паганинин незаметно поднимает скрипку, и снова осмеливается тихонечко играть.
В какой-то степени нам даже повезло. Нам дали отсрочку. Сказал же гражданин начальник Чижов Н. С., что у них уже и в аду все схвачено. И там, понимаете ли, не забалуешь. Так что лучше уж здесь отработать, по-человечески. Я думаю, ни у кого нет сомнений на тот счет, что мы после смерти…
Молчание, вздохи, все смотрят в стороны и в пол. Дерезовский тихонечко поднимается и выходит.
Утинский. Ну что, давайте расходиться? Нам еще ночлег искать.
Агранович. А я кроме «Плаза», «Метрополь», «Арт Коринтия» и «Редиссон Славянская» других мест тут не знаю.
Чувайс (со вздохом). Ничего, скоро узнаешь. А я решил: я буду жить в трансформаторной будке.
Утинский. А я тогда в вагончике вторсырья где-нибудь за тюками приючусь.
Агранович. А как же я? А мне где? В чистом поле?
Утинский. Ну, иди в парник, кто тебе не дает.
Агранович. О! Гениальная идея, как сказал бы Борис Абрамович. Кстати, где он?
Чувайс. Смотался, наверное.
Утинский. Ага, он всегда так уходит. По-английски.
Все вместе. Ну ладно, пока. Пока. До скорого.
Уходят.
Конец первого действия.
Д е й с т в и е в т о р о е.
Во втором действии используется вертящаяся сцена. Явления происходят в разных местах в одно и то же время. Действие происходит месяц спустя.
Я в л е н и е I.
(Дерезовский, инспектор ГАИ).
Действие происходит в автошколе. На сцене стоит инспектор с журналом и записывает результаты экзаменов.
Крики из-за сцены голосом Дерезовского. Стойте! Стойте! Помедленнее, прошу! Не так быстро! Остановитесь! Мама! Только не туда!!! Поворачивайте…
Слышен визг тормозов. Потом из-за сцены выбегает взлохмаченный Дерезовский с листком бумаги в руке.
Дерезовский (кричит). Товарищ майор, товарищ майор, только не пускайте его на плац, только не пускайте его на плац! Я ему зачет уже поставил по вождению – «отлично» – вот ведомость, возьмите, пожалуйста.
Инспектор ГАИ. Какой зачет?
Дерезовский. Ну, я же говорю, по вождению. Теорию он еще вчера сдал.
Инспектор ГАИ. А плац он сдавал? Нет?
Дерезовский. Нет!!! (Опомнившись) Но он прекрасно водит, поверьте мне, настоящий виртуоз. Вот ведомость.
Инспектор ГАИ. Так пусть едет на плац.
Дерезовский. Это невозможно! Он вам тут все собьет и разрушит. Не надо, не надо.
Инспектор ГАИ. Как так, не понял?
Дерезовский. Ну, понимаете… это… в общем… как бы…
Инспектор ГАИ. Почему же вы ему зачет поставили?
Дерезовский. Да вот, как его… просто я с ним ездить боюсь. Ужасно!
Инспектор ГАИ. Почему же вы ему зачет поставили?
Дерезовский. Чтоб он больше сюда не приходил. Пусть сам катается, а у меня жизнь одна и 85 лет долгу. Я не хочу в ад, вы меня понимаете?
Инспектор ГАИ. Как-то… не очень.
Дерезовский. Зато я… Нет, дайте мне другого ученика. Который ездить умеет.
Инспектор ГАИ. Откуда ж я вам такого возьму, если именно вы и должны его обучить.
Дерезовский. Нет, почему, учить я не против, пусть он только ездит как следует, а не как этот… гонщик, «Париж – Дакар» по нему плачет.
Инспектор ГАИ. Борис Абрамович, вы кажется забываете, что ваш труд не только общественный, но прежде всего – полезный.
Дерезовский. А кому я навредил, спрашивается? Это только мне все вредят. И вообще, у меня сегодня еще пять пар иностранного, так что давайте побыстрее разберемся, who gains time gains everything,14 как говорят французы.
Инспектор ГАИ (растерянно). Но…
Дерезовский. Подпишите протокол и дело с концом.
Инспектор ГАИ. Но это означает, что вы отказываетесь от вашего ученика.
Дерезовский. Да, да. Прошу заменить.
Инспектор ГАИ. Вы хорошо подумали?
Дерезовский. Да.
Инспектор ГАИ. Довожу до вашего сведения, что общественно-полезный труд засчитывается в погашение срока приговора только при наличии конкретного результата, при отсутствии же оного работа не принимается и в счет не идет.
Дерезовский. Как так, многоуважемый? Что-то мне не совсем ясненько?
Инспектор ГАИ. Все очень просто, товарищ господин. Или вы доучиваете вверенного вам ученика и мы принимаем экзамены как положено, или мы даем вам другого ученика, автоматически аннулируя предыдущий срок отработки. Выбирайте.
Дерезовский. Да это же грабеж! Форменное безобразие. Да будет вам известно, что один месяц – это одна двенадцатая года, и если я буду туда-сюда эдак разбрасываться, то лучше уж сразу покончить с собой и отправиться на пункт последнего назначения, а там уж они докончат начатое вами дело с гораздо большим профессионализмом, я полагаю. Нет, ну как же так!
Инспектор ГАИ. Наше дело предложить, ваше дело – отказаться, как говориться. Так что решайте быстрее, а то на уроки свои опоздаете.
Дерезовский. О, я придумал. А можно в счет работ рацпредложение внести? Очень полезное, кстати, а?
Инспектор ГАИ (чешет в затылке, сдвигая фуражку на лоб). Это я не могу сказать, это надо подумать…
Дерезовский. Ну, так думайте скорее. А то я на уроки опоздаю.
Инспектор ГАИ. А предложение точно хорошее, не обманете?
Дерезовский. Великолепное! Гениально придумано, однозначно.
Инспектор ГАИ. Ну… ладно, хорошо, я согласен. Выкладывайте.
Дерезовский. Предлагаю, значит, в обязательном порядке укомплектовать все машины громкой связью с рупорами на крышах.
Инспектор ГАИ. Это еще зачем?
Дерезовский. Да вот понимаете, этот вон (указывает на ученика, который в отдалении выскакивает из машины, с размаху захлопывает дверь и в исступлении начинает бить ногами по колесам и кулаком по капоту) знаете, как он орет, когда едет? Даже жалко его становится. А главное, самое что обидное в этой ситуации, что его все равно ведь не слышат. Не слышат, вы меня понимаете? А так – прекрасно, всегда можно донести до сведения, так сказать… Ну что, берете? За сколько?
Инспектор ГАИ. Это не я решаю. Мне нужно посоветоваться с центром. (Достает из кармана сложенный вшестеро портативный спутниковый телефон, набирает номер).
Дерезовский (заинтересованно). Вы это по спутнику?
Инспектор ГАИ (кивает, слушая трубку).
Дерезовский. Куда это, позвольте спросить, звоните? Напрямую?
Инспектор ГАИ (кивает, слушая трубку).
Дерезовский. Прямо Самому, что ли? И он чего, отвечает на звонки? А тариф какой? «Небожитель» – все входящие бесплатно?
Инспектор ГАИ (в телефон). Да, говорит инспектор Деррик. Тут вот какое дело – Дерезовский рацуху предлагает в счет неудавшегося ученика (что-то шепчет, отвернувшись от Дерезовского, потом говорит громко), я в общем-то не знаю… (слушает трубку) Да. Я что думаю? Я не знаю, конечно, но если честно, я б себе такую дуру на машину установил… Ага… Есть, товарищ капитан! (Дерезовскому) Поздравляю, Борис Абрамович! С почином.
Дерезовский. Не понимаю, а Почин тут при чем? Он что, у меня работу принимать собирается? И вообще, кто он такой? откуда? да я ему…