Маятин: Не тронь! Не дам! Сына – не дам!! (бросается на Ракитина) Ах, ты гад! (Ракитин спокойно перехватывает руки Маятина, без усилий приподнимает его, и аккуратно усаживает обратно в кресло)
Ракитин: Вот этого не надо, Андрей Петрович. На меня кидаться – все равно, что на танк. Ну, если только с гранатой… Да и то… (Маятин, морщась, растирает запястья)
Ракитин: Больно? Извини, не хотел. Руки у тебя, говорят, золотые, их беречь надо. И драться я не стану. Не за тем пришел.
Маятин: А за каким хреном ты пришел? Вежливо сообщить, что жену с сыном силой уводишь?
Ракитин: Эх, Андрей Петрович, да разве ж их силой уведешь? Я ведь думал… Я хотел, чтобы как-то так, чтобы всем хорошо было. Ведь бывает так? Бывает, а?..
Маятин: Пошел ты…
Ракитин: Да если бы ты какой-нибудь замухрышка был, но ты же – мужик! И по женской части у тебя недобора нет…
Маятин: Высмотрел.
Ракитин: Была охота, как же… Да и не в упрек я. Сам не святой, просто… ты молодой и женишься еще и детишек наделаешь, сколько захочешь. А я… Ну, ты же врач, все-таки! Должен в душе человеческой понимать, хоть немного.
Маятин: Что же мне еще и пожалеть тебя? Грехи отпустить? Так я не батюшка, не научен.
Ракитин: На батюшку ты, точно – не похож. А грехи мои пусть при мне останутся, целее будут. Ты, Андрей Петрович, про будущее подумай. Спокойно. Может, как-нибудь все и образуется? Подумай, очень тебя прошу (уходит)
Маятин: Образуется… Что всем хорошо… Ах, ты десантура, мать твою! Сына ему… Ну, нет, краповый – дудки! Тошка мой… Тошка и Светик! (бросается к телефону, лихорадочно набирает номер) От бублика дырку тебе… чтоб всем хорошо. (звонок в дверь)
Маятин: (с облегчением) Светик (бросается к двери, открывает. Заходит Светлана)
Светик, милая! Идем. Уходим немедленно. Сейчас… сумку соберу… вещи… и уходим. Где же это?.. Бардак.
Светлана: Что случилось, Андрей?
Маятин: Уходим. Все. С нова начну. Мы с тобой – снова.
Светлана: Это… это ты мне предложение делаешь?
Маятин: Что? Предложение?.. А, да, конечно. Светик. Предложение. Уходим.
Светлана: С женой поссорился?
Маятин: Поссорился? Нет… то есть, неважно. Теперь все это – неважно. У меня есть ты. Идем отсюда, милая, идем!
Светлана: Куда же мы пойдем – к бабуле или ко мне?
Маятин: Все равно. Куда угодно. Лишь бы не здесь.
Светлана: Когда я утром звонила, ты никуда не собирался и голос был веселый.
Маятин: Светик… какое это теперь имеет значение? Кончено. Только – ты и я… Идем, милая.
Светлана: Я вечером уезжаю.
Маятин: Уезжаешь… Куда?
Светлана: Отдыхать. Сессия закончилась, забыл? Группа из шести человек, сплавляемся на плотах, потом – лес… маршрут на выживание.
Маятин: На выживание… А – я? Ты мне нужна, как же…
Светлана: Успокойся, Андрей. У нас будет время, я через месяц вернусь, ты придешь в себя, тогда все спокойно обсудим.
Маятин: Что же тут обсуждать? Здесь мне жизни нет, я ухожу. Ты ведь этого хотела.
Светлана: Хотела. Три года почти… Сначала счастливее меня не было! Я как на крыльях летала, ты для меня… ты для меня Богом был! А потом…
Маятин: Что? Что – потом?
Светлана: Светик, подожди… Светик, не время… у нас все впереди. Пришло, значит, время.
Маятин: Подожди, не то… Не так все.
Светлана: Так, Андрюша. У тебя случилось, что-то серьезное. Ты – ко мне: «Уйдем. Начнем снова…» Опять о себе все. А мне менять нечего и уходить не от кого.
Маятин: Ты, что же… бросаешь меня?
Светлана: Я пока отдыхать еду.
Маятин: У тебя кто-то есть, да? Кто-то есть, скажи!
Светлана: Прекрати. Маятин.
Маятин: Ну. прости, Светик, прости! Пойми, мне плохо… валится все…
Светлана: И ты меня пойми. Не могу я так. Не могу быть для тебя то ли скорой помощью, то ли службой спасения! Не хочу.
Маятин: Что же мне. Умолять тебя? Н а колени встать? Могу.
Светлана: Прошу тебя, Андрей, давай без глупостей. Подумаешь, трагедия!.. Через месяц вернусь, поговорим обо всем спокойно.
Маятин: Останься. Света. Не уходи. Черт с ним, с походом, успеется… Ты нужна мне!
Светлана: Это уж слишком, Маятин. Мне пора. Возьми себя в руки и все будет о’кэй. Вернусь, позвоню. (уходит)
Пауза
Маятин сидит, глядя перед собой, потом встает, машинально что-то складывает в сумку, замечает футляр. Открывает. Вынимает саксофон, какое-то время рассматривает его. Затем. Вдруг бросает на пол и в ярости топчет. Звучит тема из Генделя. Конец картины.
* * *
Картина вторая.
Та же кухня, но все прибрано, чисто. Вечер. Надежда что-то готовит. Звонок в дверь. Входит Алексей.
Алексей: Ну, как он?
Надежда: По прежнему.
Алексей: Поел?
Надежда: Выпил стакан бульона. Сейчас спит.
Алексей: Все еще молчит?
Надежда: Молчит. Когда не спит, лежит лицом к стене и молчит. (Алексей подходит к окну)
Алексей: Душно на улице и тучи. Наверное, гроза будет. (пауза) Скоро Леонид Захарович приедет. Будем перевозить к нему в клинику.
Надежда: Теперь еще психобольница…
Алексей: А что делать? Два суицида подряд, двое суток в коме… Это, Надежда Павловна, серьезно. Сугубов молнии мечет.
Надежда: Переживает?
Алексей: Матерится.
Надежда: Леонид Захарович? Как-то не похоже, что он может.
Алексей: Еще как может! Когда припрет, все могут. Позор, кричит, на мою голову! Поверил… надо было сразу.
Надежда: Кто же знал? Я на дачу уезжала, он нормальный был, шутил… Что потом случилось?
Алексей: (вздыхая) Самое страшное позади. А дальше – Сугубов вытащит. Пойду встречу его, а то у вас во дворе раскопки и темно. (Уходит. Надежда подходит к двери в комнату. Заглядывает, осторожно прикрывает дверь. Входит Ракитин)
Ракитин: Я – ключи отдать. Все не до того было.
Надежда: Спасибо. За все спасибо, Ваня.
Ракитин: Да что там… Как он?
Надежда: Все так же. Боже мой, эти семь дней в реанимации… Лучше не вспоминать.
Ракитин: Может, помочь что?
Надежда: Чем тут поможешь?
Ракитин: Ну… съездить куда… привезти.
Пауза
Ракитин: Да, надломился мужик. Бывает… А я тут… на завтра пропуск достал (показывает) в VIP-ложу на баскетбол. ЦСКА приезжает – финальный матч – такое творится… Всенародный подъем! Мы их размажем – это не вопрос… Я Антону обещал. (Надежда, отвернувшись, плачет. Пауза) Я к тому, что не обманывать же парня… Обещал… финальный матч все-таки. Ладно… если что надо будет, я здесь.
Надежда: Спасибо, Ваня.
Ракитин делает пару шагов к двери, останавливается, смотрит на пропуск.
Ракитин: (тихо про себя) Один не пойду (кладет пропуск на стол. Уходит. Надежда тихо плачет. Входят Сугубов и Алексей.)
Сугубов: Добрый вечер, прекраснейшая, очаровательная (целует Надежде руку) Так, глаза красные. Понятно.
Надежда: Это ничего, это по инерции.
Сугубов: Худшее позади, Надежда Павловна. Теперь будем исправлять свои ошибки (морщась, массирует плечо)
Надежда: Что с вами, профессор?
Сугубов: Плечо с утра ноет. К грозе, наверное.
Надежда: Не казните себя. Леонид Захарович. Кто же мог подумать?
Сугубов: Может быть, никто и не мог, а я обязан был. Только ведь любому врачу известен этот подлый закон – когда лечишь коллегу, хочется сделать, как лучше… там послабление дашь, тут малость пожалеешь…
Алексей: …и всегда хуже получается.
Сугубов: Вот и молодежь подтверждает. Ну, ничего. Реабилитируемся.
Надежда: Леонид Захарович, а какие потом… какие последствия могут быть?
Сугубов: Думаю, все обойдется. Конечно, те двое суток, что он в коме был, из его жизни навсегда выпали. О них он ничего не вспомнит. Остальное… Пять дней его, в общем-то, для страховки держали. Сейчас он очень ослаблен, но это не страшно.
Надежда: А то, что молчит уже восемь дней?..
Сугубов: Вот это – моя забота. Стресс, Надежда Павловна. Сильнейший психогенный стресс, как следствие – депрессия.
Надежда: Но… это…
Сугубов: Безусловно, излечимо. Гарантировать в нашем ремесле не принято, но надеюсь, что вернется он к вам не хуже, чем был.
Надежда: Да-то Бог! Что же, может кофейку?
Сугубов: Хорошо бы. (Алексею) Пока ваш шеф машину пришлет, время есть.
Надежда: Только вы, говорят, кофе сами любите варить. Как-то по особенному.
Сугубов: Алексей Викторович наябедничали? Впрочем, не скрываю, даже горжусь – есть талант! Сейчас порадую. (начинает готовить кофе)
Алексей: Ответственно заявляю, кофе у Леонида Захаровича непревзойденный! Можно сказать – чемпион по вкусовым качествам.
Сугубов: Кстати, насчет чемпионов… что это вы с моим старшеньким вчера учудили?
Алексей: Ну, если во всероссийском масштабе, то ничего особенного.
Сугубов: А по губернским меркам?
Алексей: По губернским меркам – событие абсолютно эпохальное. Рекорд, вызвавший, не побоюсь этого слова, народное ликование! Завтрашний баскетбольный финал – отдыхает.
Сугубов: Да уж, наверное, отдыхает. Притащили, знаете ли, ящик немецкого пива и бутылку «Смирновской», загрузили все это богатство в холодильник и объявили о предстоящем в воскресенье карнавале, в честь нового торжества человеческого духа. (разливает кофе)
Алексей: Совершенно верно, именно – торжества духа!
Сугубов: При этом оба страшно гордые, а мой еще и очень бледный.
Алексей: Великие победы даются великими же трудами.
Сугубов: А не соблаговолите ли, любезнейший Алексей Викторович, прояснить подробности?
Алексей: Отчего же не прояснить? Извольте. Леонид Захарович. С нашим удовольствием. Имеется. Надо вам сказать, в нашем городе широко известный в узких кругах молодой интеллигенции пивной бар «Калитка». Заведение уютное, шумное, мы с Данькой там уже седьмой год – почетные гости. Так вот, объявились недавно трое ребят из ЛукОйловской фирмы и бросили обществу вызов – слабо, мол, съесть за три часа сорок стаканчиков йогурта?! То есть, что хочешь за три часа делай, только за пределы заведения не выходи и в отведенное время уложись. Проигравшая сторона выставляет ящик пива любой марки, какую пожелаешь.
Сугубов: Пари смертельное.
Надежда: (смеясь) Да уж…
Алексей: За полгода восемь смельчаков пробовали – полный конфуз. Нефтебароны хлещут пиво и издеваются над мало оплачиваемой частью интеллигенции. Ним с Данькой, понятное дело, такое хамство – нож в сердце.
Сугубов: Решили, стало быть, постоять за правду, не щадя живота.