Гога. Она самая. Само собой — оригинал. И он оценил эту картину. Оценил — будь здоров!
Эдуард. Во сколько?
Г о г а. Сейчас точно не вспомню. В общем, что-то больше сотни…
Анне-Май (поспешно). Хорошо, хорошо. Оставим этот разговор про картины. Мне просто неудобно, что вы все так беспокоитесь из-за меня.
Антон. Может, у Анне-Май есть еще какие-нибудь пожелания? Может, кухня? Или (указывает на дверь)… кажется, тут еще одна комната?
Анне-Май. Да. Еще шесть комнат.
Длинная пауза.
Эдуард (почти робко). А взглянуть можно? Анне-Май. Разумеется, прошу. Антон. Мы посмотрим.
Анне-Май не желает ли линкруст, или крувитекс, или…
Мастера уходят. В комнате остаются Анне-Май и Тога.
Анне-Май. Спасибо тебе большое, Гога. Ты привел славных людей. Душевные, с честными глазами. Видно, хорошие специалисты. Могу ли я тебе за это сделать небольшой подарок? Какую-нибудь старинную безделушку. Просто так… на память… (Подходит к ящику, в который Гога заглянул.)
Гога (с чувством неловкости). Нет. Я ничего не возьму! Честное слово — не возьму.
Анне-Май (нежно смотрит на него). Почему же? Наверно, у тебя, Гога, было трудное детство? А сердце у тебя доброе. Это уже по глазам видно. Съешь еще одно яичко.
Гога (с трудом). Спасибо… Но я, правда, больше не могу. Знаете, хозяюшка, я думаю, не связывайтесь вы с этими мастерами. Может, найдете получше. Эти… могут вас… объегорить.
Анне-Май. Какое смешное слово — «объегорить». Но я и не собираюсь ничего выгадывать. Просто мне хотелось бы новые обои.
Гога. Я бы сперва оценил все это добро.
Анне-Май. Я вижу, Гога, что у тебя было действительно трудное детство. Но людям нужно доверять. Никто еще не причинил мне в жизни зла. И было бы даже забавно, если бы кто-нибудь самую малость (усмехается) меня объегорил… Видно, этим людям очень нужны деньги.
Гога. Этим-то? Я вас предупредил.
Анне-Май (гладит его по голове). Ладно, ладно, Гога.
Входят Антон и Эдуард. Их вид говорит о том, что они слышали предупреждение Гоги.
Антон. Тут у нас работенки надолго хватит. Если только хозяйка не сомневается в наших способностях…
Эдуард. Я бы все другие работы отложил…
Анне-Май. Я в вас ни капельки не сомневаюсь. Я очень благодарна Гоге.
Антон. По мне, так можно начинать хоть завтра. Прежде всего я разломал бы печку.
Бах! Со стены падает картина, которая висела за спиной Антона. Она задевает стол, на котором проигрыватель,— он начинает играть. Мы слышим какой-то мрачный траурный марш.
Черт возьми! (Ошеломлен.) Прямо-таки покушение. (Хочет повесить картину обратно на стену.) Значит, я начал бы с печки…
Аняе-Май (взволнована). Это очень плохая примета. Свалился сам святой Бонифаций. (Выключает музыку.)
Антон. Неужели Анне-Май верит в приметы? И кого же ждет беда?
Анне-Май. Вас, мой дорогой друг. Мне кажется, что вы поступите разумно, если (прячет взгляд) отложите эту работу… Или вовсе откажитесь от нее. Мне очень жаль, но я вам настоятельно советую.
Антон. Хозяйка смеется надо мной.
Анне-Май. Ни в коем случае! Я не суеверна, но эта картина имеет свою историю. Мне рассказал ее Леопольд. Святому Бонифацию упала на голову печка, и эта картина…
Антон. Я не намерен из-за какой-то дурацкой картины…
Анне-Май (в слезах). О, это было бы для вас, конечно, выгодным делом! Но… Я подарю вам что-нибудь. (Берет серебряную статуэтку и протягивает Антону.)
Тот отказывается, но потом все же берет.
Эдуард. Бери, бери! Может, действительно, ты поступишь правильней, если откажешься. Я, хозяйка, не суеверен, но в приметы верю. Очень даже верю. К ним надо относиться серьезно. Если хозяйка ничего не имеет против, я бы один мог справиться с этой печкой и этими обоями…
Бах! Падает картина, висящая за спиной Эдуарда. Продолжает играть та же музыка.
Анне-Май (плачет). Это святой живописец Иероним, его убило небесным огнем… Так я и не получу новой печки и обоев… Возьмите вот это! (Дарит Эдуарду другую статуэтку.) Теперь ты, Гога, моя последняя надежда.
Гога. Я не знаю, справлюсь ли…
А н н е – М а и. Ты сумел так ловко закрутить эту трубу, античную трубу… Ты справишься с любым делом, Гога.
Гога. Если хозяйка так думает… (С боязнью смотрит на картину из пастушеской жизни, которая висит над его головой.) С обоями я мог бы попытаться.
Все смотрят — картина не падает. И с печкой тоже. Картина не падает.
(Громко.) Печь и обои беру на себя. И у меня есть друзья, которые смогли бы помочь.
Антон. Этого я так не оставлю!
Эдуард. Ни за что!
А н н е – М а и. Но ведь картины упали!
Антон. Это свободное падение.
Эдуард. Ясное дело! Свободное!
Антон. Галилео Галилей, девять и восемь десятых метра в секунду… (Разглядывает стену.) Ничего удивительного — стена намокла, веревка размякла, а картина увесистая. Нет, я этого так не оставлю.
Анне-Май. Думаете, что стенка намокла? (Борется с собой.) Нет, мне сердце не велит. Как-то мне чинили крышу двое. И на них свалился святой кровельщик Кристо-фор… и потом оба мастера упали с крыши. Нет, я этот грех на душу не возьму.
Антон. Это последнее слово хозяйки?
Анне-Май (сквозь слезы). Это мое последнее слово.
Антон и Эдуард переглядываются.
Антон. Ну что же – одевайтесь и пойдем!
А н н е – М а и. Куда?
Антон. В прокуратуру.
Анне-Май. А туда зачем?
Аи т он. А это что? (Указывает на статуэтку.)
Эдуард. Да, что это? (Делает то же самое.)
Анне-Май. Маленькая статуэтка.
Антон. Это взятка. А того, кто дает взятки,
советский закон карает со всей строгостью. Эдуард. Что и говорить! Со всей строгостью! Антон. У меня два свидетеля. И у Эдуарда
два.
Эдуард. Итого — четыре свидетеля.
Гога. Я ничего не видел.
Ант о н. Вот как!
Эдуард. Он ничего не видел?
Антон. Я могу поспорить, что…
О чем-то шепчутся.
Эдуард. Ясное дело! (Подбегает к Гоге, хватает его за одну руку.)
Антон — за другую. С профессиональной ловкостью в один миг они лишают Гогу боеспособности.
Анне-Май. Господи, что вы делаете? Вы же оскорбляете его. Гога, сопротивляйся! (Хватает статуэтку – какого-то ангелочка,— набрасывается с нею на мужчин.)
Антон. Сейчас увидите, с кем имеете дело. Он воришка! Анне-Май, обыщите его карманы!
Анне-Май. Никогда!
Гога (с трудом). Отпустите мою правую руку!
Антон повинуется.
Анне-Май. Чего же ты ждешь, Гога? Нападай!
Гога (вытаскивает из кармана какую-то брошку, кладет на стол). Да, взял.
Антон и Эдуард (вместе). Вот видите! И вы доверяли ему, этому воришке, больше, чем нам. Нам… Честным людям!
Анне-Май. Но, Гога, ты мог бы ее у меня попросить. Или… может, ты спросил, а я не заметила… Возьми эту брошку себе, если она тебе понравилась.
Гога. Ничего я не спрашивал. У меня рука сама взяла. Я же не знал (плаксиво), что хозяйка… такая добрая.
Его отпускают. Гога собирает свои инструменты, в дверях хочет еще что-то сказать, но грустно машет рукой и уходит.
Анне-Май (кричит вдогонку). Гога! Пустяки! Гога! Погоди, мы тоже идем!
Дверь хлопает.
Антон. Куда собирается идти хозяйка?
Анне-Май. Ну, к этому… прокурору. Наверно, мне придется просить у него прощения.. О боже! Вы сделали Гоге больно! У него было трудное детство… Как у него, наверно, сейчас тяжело на душе! Так идем же!
Антон (смеется). Зачем в прокуратуру?
Эдуард (смеется). Чего мы там не видели?
Анне-Май. Вы же сказали, что меня надо наказать. Но я действительно не знала, что нельзя делать подарки. Но Леопольд говорил, что незнание закона еще не оправдывает…
Антон (Эдуарду). Хозяйка думает, что мы хотим подать на нее в суд. У хозяйки развито чувство юмора.
Эдуард. Что и говорить! Веселая вдова!
Анне-Май. Я ничего не понимаю… Значит, вы считаете, что нам не нужно идти?
Антон. Не смейся, Эдуард! Интеллигентные хозяюшки иногда бывают очень далеки от жизни.
А н н е – М а и (прибирает на столе, переставляет рюмки для яиц). Как мило этот Гога ел…
Антон (серьезно). Из-за него мы всю игру и затеяли.
Анне-Май. Игру? Какую игру? Это ужасная игра… Из-за этой пустяковой брошки? Может быть, он хотел подарить ее любимой девушке… У Гоги доброе сердце… Он бы никогда не подал на меня в суд.
Антон. Вот он как раз бы подал! Неужели Анне-Май не заметила, как я подмигивал.
Анне-Май. Гоге?
Антон. Нет, вам. Естественно, вам.
Эдуард. Кому же еще, хозяюшка? Я заметил. Он несколько раз подмигнул. Кажется, три. Или даже четыре.
Анне-Май. А зачем?
Антон. Чтобы хозяйка поняла, что это всего лишь игра.
Анне-Май. Какая ужасная игра! Я действительно не знала, что нельзя больше ничего дарить. Портнихам всегда делают подарки, и они с удовольствием принимают их…
Антон (поучительно). Всем делают. Ведь у нас низкая зарплата.
Анне-Май (сочувственно). Неужели? Это правда? И у Гоги низкая?
Антон. У Гоги — нет. Гога зарабатывает гораздо больше… Гога — фискал.
Анне-Май. Ах, так… Очень интересная профессия. А мне он сказал, что он водопроводчик. Значит, у него две специальности? Очень талантливый юноша. И о чем же он доносит?
Антон. Видите ли… мы приняли подарок. А он бы донес, что это взятка. Об этом смогла бы узнать стройинспекция.
Эдуард. И госбанк.
Антон. И народный контроль.
Эдуард. И ГПУ.
Антон. И ВЦСПС.
Эдуард. И главный прокурор морских и сухопутных сил.
Анне-Май. Он бы не донес. Мое сердце подсказывает мне.
Антон. Зря вы так доверяете сердцу. Мы знаем Гогу.
Эдуард. Известный фискал. Сразу бы растрезвонил.
Анне-Май. Но если это его специальность, так он и должен это делать…
Антон. Ладно, забудем про это…
Анне-Май. Постараемся.
Эдуард. Но в приметы мы не верим и приступим к работе.
Антон. Это точно! Хозяйке просто необходим более современный гарнитур.
Эдуард. И гарнитур.
Анне-Май. Я, право, не знаю… Во всяком случае я вас предупредила. Я бы, конечно, не отказалась от новых обоев, только…
Антон. Мы не суеверны. Мы материалисты. Мы своей работой докажем, что суеверие — опиум.
Анне-Май (неуверенно). Леопольд тоже был материалистом.
Антон. Это просто стена намокла. И больше ничего.