Энн Ветемаа
Святая Сусанна, или Школа мастеров
Комедия с чудесами в трех действиях
Действующие лица
ан н е-Ма и.
Г о г а, он же Вова, он же Гаго.
Антон, он же Альберт.
Э д у а р д, он же Кристьян.
Помощник режиссера.
Действие первое
Картина первая
Просторная комната, производящая немного мрачное впечатление. На первый взгляд ее можно принять за музей, так как все стены увешаны картинами и гравюрами — преимущественно религиозного содержания. Лица святых и великомучеников, выполненные в тусклых тонах, и резные позолоченные рамы говорят о том, что это древнее искусство. От всех предметов — кресла-качалки, статуэток, люстры, книжных полок, стола и стульев, от обоев и голландской печи с изразцами — веет прошлым столетием. О современности напоминает лишь огромный стереофонический проигрыватель с двумя колонками.
Анне-Май, женщина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, озабоченно разглядывает стену, по которой стекает струйка воды. Видимо, неполадки в водопроводе. Огромное серебряное блюдо, которое Анне-Май поставила на пол, до краев наполнено водой. В облике Анне-Май, несмотря на ее возраст, есть что-то детское. У нее весьма затейливая, с кудряшками, прическа, которая явно не соответствует ее длинному, ниже колена, темному и немного монашескому платью. Анне-Май с потерянным видом ходит вокруг блюда, с испугом смотрит на потолок и скрывается в соседней комнате. Звонит по телефону. Мы слышим ее голос.
Анне-Май. Я вас снова беспокою… Да… Да… Вы уже узнали меня по голосу? Очень приятно. Неужели давно выслали… Большое спасибо!
Звонят за дверью. Мы слышим, как хозяйка открывает дверь. Неясные голоса.
Слава богу, наконец-то, наконец-то. Нет, ничего у меня не горит, скорее — наоборот.
Мои картины в опасности. Они очень чувствительны к влаге.
Входит Г о г а — молодой черноглазый водопроводчик. В руках ящик с инструментами. В Тоге чувствуется южная кровь, возможно, даже цыганская. Он осматривает стену, затем обводит взглядом комнату. Если у Гоги и есть акцент, то едва уловимый, и не надо это подчеркивать.
Го г а (удивленно). Шикарно живете, хозяюшка!
Анне-Май (смущенно). Да, это средневековое искусство. Покойный муж был его большим поклонником. Это очень ценные картины… Думаете, справитесь с этим наводнением?
Гога. Справимся, хозяюшка! (Вынимает гаечный ключ, паклю и т. д. Взгляд его задерживается на стуле, но встать на него он не решается — слишком изысканный.) Табуретка у хозяйки найдется?
Анне-Май. Это самые обыкновенные стулья. Так и быть. (Уходит в соседнюю комнату, возвращается с какой-то скамеечкой на гнутых ножках.)
Гога смотрит на скамейку уважительно и с удивлением.
Это скамейка не старинная. Обычная имитация — начало прошлого века. На ней мы держали «ошку…
Гога. Порядок. А подстелить найдется?
Анне-Май. Вот этот коврик.
Гога рассматривает коврик — с красивой вышивкой.
Он не представляет никакой ценности… Тривиальная вышивка…
Гога снимает ботинки. Носки порвались — сверкают пятки, но Гога ничуть не смущен. Залезает на скамейку.
(Смотрит на Гогины голые пятки со смешанным чувством растроганности и смущения. Вдруг что-то вспомнив, неуверенно.) Мне кажется, принято, чтобы… мастера предъявляли свои аттестаты. Конечно, мне все равно. Я вам полностью доверяю, но, наверно, любой уважающий себя мастер обидится, если… если…
Гога. Такой бумажки у меня с собой нет. Да и к чему она?
Анне-Май. Ну… чтобы вы были уверены… что я уверена… что имею дело с настоящим специалистом… Вы просто не носите ее с собой… Ясно. Мой дядюшка был дипломированный мастер-корсетник. У него был нотариально заверенный аттестат, который
висел под стеклом над его рабочим столом. (Бросает взгляд на паклю.) При вашей профессии тем более…
Го г а. Нету у меня никакой бумажки ни под стеклом, ни на стекле… Просто нету.
ан не-Май. Вообще нет? (Озабоченно.) Я не знаю… Разве так бывает?
Го г а (весело). Я тоже не знаю. А может, пусть вода еще потечет немного? Как хозяюшка желает?
Анне-Май. Как вы сами считаете? Если справитесь. Эти трубы очень сложные. Так сказать, античные.
Гога. Труба есть труба.
Анне-Май (решительно). Ладно, я беру ответственность на себя. Я буду защищать вас!
Гога. От кого?
Анне-Май. Если будут неприятности… Если мастера потом останутся недовольны вашей работой…
Гога. Какие мастера?
Анне-Май. Эти… обыкновенные.
Гога. Видно, хозяйка… как бы… немного отошла от жизни…
Анне-Май. Вот именно! Я вдова. Но я бы очень хотела снова столкнуться с жизнью.
Гога. Ничего, еще столкнетесь.
Анне-Май (радостно). Вы так думаете?
Гога. А теперь я ненадолго перекрою воду.
Анне-Май. Если вы это сделаете, я не смогу приготовить угощение.
Гога. Хозяйка ждет гостей? Вы собирались угостить их водой?
Анне-Май. Нет, вас. Я бы сварила яйца. Это блюдо удается мне лучше всего… Вы любите вкрутую или всмятку?
Гога. Какие угодно.
Анне-Май. Тогда я приготовлю по своему рецепту.
Гога. У хозяйки есть свой рецепт?
Анне-Май. Да. По моему рецепту надо варить пять минут. Леопольд сказал, что это самый хороший рецепт… Я схожу наберу воды. (Уходит на кухню.)
Гога косится на картины, он словно побаивается их. Прислушиваясь, выстукивает печь. Выдвигает ящик буфета, берет горсть старинных украшений, монет, медальонов. Словно пугается. Быстро бросает их обратно в ящик, колеблется, все же берет одну вещицу и кладет себе в карман. Встает на скамейку. Возвращается Анне-Май, приближается к нему и поддерживает его сзади.
Гога (вздрагивает). Что такое?
Анне-Май. Я поддерживаю вас, чтобы вы не упали.
Гога. Не напирайте!
Анне-Май (робко отходит). Прошу прощения… Сколько яиц вы зараз съедите?
Гога (хмуро). Сколько предложите.
Анне-Май (весело). Прекрасно!
Гога (разглядывает обои). Что за странные обои? Будто матерчатые. Ни разу не видел таких.
Анне-Май (смущенно). Это очень старые обои. Мы их подновили.
Гога. Что-что?
Анне-Май. Это штофные обои из одного старинного французского поместья. Недалеко от Орлеана. Мой муж восстановил их и наклеил на тонкую основу. Я и сама подумывала, что надо бы их сменить. В магазинах иногда бывают очень миленькие обои — с незабудками, розами и… Но мой муж любил только старинные вещи.
Гога. Если хозяюшка пожелает, можно сменить. На новые. Хоть с розами, хоть с чем.
Анне-Май. Думаете, это возможно? Я бы… хорошо заплатила.
Гога (честно). Но если они шибко ценные, то я не знаю… стоит ли тогда…
Анне-Май (живо). Конечно, стоит. Если бы вы знали, молодой человек, как мне надоело все это старинное и ветхозаветное. Я бы хотела, чтобы меня окружали простые, чистые, современные вещи. А эти только пыль собирают, ужасно собирают пыль. Конечно, с одной стороны, они напоминают мне о дорогом муже… но ведь нельзя вечно жить воспоминаниями. Я жила уже целых десять лет. Что вы думаете насчет этого?
Гога. Насчет чего?
Анне-Май. Разумно ли посвятить себя навеки одним воспоминаниям?
Гога. Я почем знаю. Послушайте, у вас вода вскипела!
Анне-Май. Сию минуту. (Бежит на кухню.)
Гога осматривает комнату, снова выстукивает печку, колупает обои, разглядывает люстру.
(Возвращается. Решительно.) Я считаю, что жить одними воспоминаниями противоречит духу времени. Это не движет жизнь вперед.
Гога. Может быть… А эта печка… тоже заграничная? Такие старинные плитки с картинками, будто тарелки.
Анне-Май. Фаянс. Это из Голландии.
Гога (почти с испугом). Хозяйка хочет избавиться и от печки?
Анне-Май. Я подумывала. Мне хотелось бы что-нибудь попроще.
Гога. На этих плитках можно зашибить хорошую деньгу.
Анне-Май. О, деньги — это не главное. На мою жизнь мне хватит. Но эта печка… во-первых, она больше не тянет, а еще… когда я вечерами смотрю на нее, мне делается
так грустно… У этой печки любил сиживать мой Леопольд и рассматривать старые рукописи, каталоги по искусству или какую-нибудь средневековую реликвию… (Мечтательно.) Да, это были восхитительные вечера… Я заучивала все, что он заставлял: разные названия, имена, даты. Он хотел, чтобы я занималась самообразованием или же наводила красоту. Леопольд заставлял, чтобы я делала себе педикюр, а особенно ему нравилось, когда я накладывала себе на лицо маску. Когда у меня была наложена маска, я его не могла отвлекать. Ведь мне приходилось сидеть неподвижно.
Гога. Педикюр, маска… Видно, детишек у вас не было?
А н н е – М а и. Да, детьми нас судьба обделила. Мой муж перенес в детстве свинку. В очень трудной форме. Но мы прожили с ним дружно! Долгие вечера среди книг и картин. Это было очень весело. Особенно нравились Леопольду пляски смерти. А еще наше собрание церковной музыки! Грего-рианские хоралы! Какой оптимизм! И большая коллекция траурных маршей. Знаете, они так бодрят! И все же мне хотелось бы сменить обои и поставить новую печку… Может, вы посоветуете кого-нибудь из мастеров?
Гога. Мастеров? Это можно. Хоть сейчас могу позвонить. Где у вас телефон?
А н н е – М а и. В соседней комнате.
Гога. Нет ничего проще, чем найти мастеров в такой дом! Так я позвоню? Наша контора через дорогу. Они мигом будут тут. Только если потом хозяюшка не будет жалеть…
Анне-Май. Жалеть? О нет!
Гога идет звонить. Анне-Май включает стереофонический проигрыватель. Аскетический, монотонный грегорианский хорал. Необычно звучат фальцеты в этой комнате, среди сакрального искусства. Поблескивают золотом рамы. Гога возвращается. Некоторое время оба слушают музыку.
(Выключает проигрыватель.) Прекрасные
давние времена…
Гога. Хозяйка считает эту музыку веселой? Анне-Май. Разумеется. Правда, у меня самой
абсолютно нет музыкального слуха, но
Леопольду эта музыка очень нравилась.
И Леопольд был большим оптимистом,
жизнелюбом.
За дверью звонят. Анне-Май и Гога идут открывать.
Первый голос. Антон Кунксман. Печник. Чрезвычайно приятно…
Второй голос. Эдуард Пютть. Маляр. Приятно до чрезвычайности. Третий голос. Анне-Май, хозяйка дома.