Яков Шварц
Антракт
или пьеса для игры в четыре ноги
в одном действии, пяти картинах с прологом и эпилогом.
Действующие лица
Примадонна
Подруга Примадонны
Костюмерша
Режиссер
Импресарио
Муж Примадонны (бывший)
Мать Примадонны
Сестра Примадонны
Директор театра “Метрополитен Опера”
Норма
Зеркало
Рабочий
Врач
Голоса из зала
Действие происходит в “Парижской опере (Grand Opera)” 25 мая 1964 года в артистической уборной Примадонны.
Пролог
Время действия Пролога – за 1 час до начала спектакля оперы Винченцо Беллини “Норма” на сцене парижского театра “Гранд-Опера (Grand Opera)” 25 мая 1964 года.
Ремарка автора:
Зал театра, где идет наш спектакль, мы назовем “Зрительный зал”.
Сцена “Зрительного зала” на время спектакля превращается в грим-уборную Примадонны в парижском театре “Гранд-Опера (Grand Opera)”, где по ходу нашего спектакля идет опера Беллини “Норма” с участием Примадонны. Зал в “Гранд-Опера (Grand Opera)” мы назовем “Зал Парижской оперы”. В Зеркале является так же зал и сцена театра “Римская опера” (Teatro dell’Opera).
Звучит увертюра из оперы Беллини “Норма”. В “Зрительном зале” гаснет свет. На занавесе возникает проекция фасада парижского театра “Гранд-Опера (Grand Opera)” и следом зритель видит обычную толчею машин и публики у входа в театр перед началом спектакля. Сегодня идет опера Беллини “Норма”. Крупно мелькают части афиши: 1964; Opera National de Paris;
5 Representations excertionnelles; NORMA; Maria Callas; Franco Zeffirelli.
Раздаётся звон священного щита друидов – предвестника скорого выхода Нормы на борьбу с Римом. Звучит Recit: “Odi? I suoi riti a compiere”. ( Первый акт, Первая картина. №5.)
Занавес открывается, забирая с собой свет проекции театра “Гранд-Опера”. Музыка стихает и сцена “Зрительного зала” погружается в темноту. Лишь мерцающий свет от свечи над иконкой освещает гримерную.
В правом противоположном углу сцены появляется свечение, исходящее от Зеркала, отчего в черном пространстве сцены, напротив Зеркала, вырисовывается световой абрис платья Примадонны. Она уже одета в сценический костюм Нормы. Постепенно свет проявляет лицо Примадонны и его отраженный образ возникает в Зеркале, пока не занимает все его пространство.
Ремарка автора:
В те моменты, когда Зеркало перестает быть отражением конкретных персонажей и событий, а становится самим собой, все, что появляется в нем, когда Зеркало подает реплики (иногда оно наглеет и заставляет автора говорить от его имени) или рассказывает что-либо, зависит от воли и фантазии постановщика. Ему решать, будет ли это игрой света, двойниками персонажей, иллюстрациями тех или иных событий, видениями отраженных снов и мыслей…да стоит ли перечислять то, что любому перечислению не подвластно, да и с сознанием у Зеркала не все, как у людей: оно все во власти иррационального, мифов, сплетен, фантазий, душевных переживаний или скабрезного равнодушия. Да что можно приписать этому вампиру жизни, вечно ищущему крови и соплей своих жертв, домогающихся от стекла ответов на вопросы, которые давно прогнили в Датском королевстве.
И еще. Когда Зеркало играет самого себя, то оно играет (как оно часто само о себе говорит): глаз народа, глаз недремлющий – эдакое всевидящее око, бдительное, имеющее множество глаз. Зеркало ни за что не хотело лишь отражать, отображать, созерцать, создавать видимость. И хотя оно зачастую сует свой глаз в любую замочную скважину, Зеркало в нашей пьесе претендует на роль магическую, зазеркальную, роль алхимика, превращающего видимое в невидимое. А из “Зрительного зала” мы всего лишь видим на его поверхности единственный любопытный глаз, хотя и циклопического замеса.
Зеркало. Напрасно ты меня терзаешь.
Примадонна. Скажи еще, какого цвета страх?
Зеркало. Черного, как зев наполненного зала.
Примадонна. Скажи, какого вкуса страх?
Зеркало. Горького, как вкус триумфов и оваций. Безумного, как первые объятия мужчины.
Примадонна. Скажи, какие звуки порождает страх?
Зеркало. Ребенка первый крик. Крик петуха, когда тебя предали. Продажной клаки злобный вой. Крик тишины, когда тебя отринул голос.
Примадонна. Скажи теперь, какая тайна страха?
Зеркало. Красота страданий.
Примадонна. Скажи, какое кредо страха?
Зеркало. Быть символом скандала.
Примадонна. А если это слава?
Зеркало. У славы нет иной цены.
Примадонна. Но публика?
Зеркало. Твой дар она купила.
Возвращается увертюра из оперы Беллини “Норма”. В Зеркале появляется уже знакомый нам фасад театра “Гранд-Опера”. Публика торжественно входит в театр. Зеркало не скупится представлять нам праздничную публику, спешащую в “Зал Парижской оперы”. Меха, бриллианты, творения Шанель и Валентино подстать шикарному фойе театра. И вот уже мы видим и сам “Зал Парижской оперы”, восторженные и благодарные лица публики.
(В то же время в Зеркале мы видим лица, которые принадлежат тем, кто сейчас находится прямо в “Зрительном зале”, а также, возможно, в любом другом театре мира в прошлом и настоящем. Назовем их “Лицами Зрительного зала”. Красивые лица – лица людей. Многие в “Зрительном зале” узнают себя и на это живо реагируют.)
Но Зеркало вновь переносит нас в “Зал Парижской оперы”. Все в ожидании начала спектакля. Мы видим чету Чаплинов, княгиню Монако Грейс Келли, Ив Сен Лорана, Онассиса, Рудольфа Бинга. Возможно среди лиц мы видим и лицо Незнакомки Андре Моруа (…облик редкостно красивой и юной женщины, которую я увидел в театре. Нет, не на сцене – в зале.) Да и сам мэтр возможно затерялся среди именитой публики.
Примадонна отворачивается от Зеркала и решительно идет на авансцену.
Зеркало. (Вслед Примадонне.) Побежала за очередной порцией яда оваций? Эй, огни рампы, сколько можно дрыхнуть? Вы же так любите Примадонну и всегда ею любуетесь. Юпитеры и софиты, не прячьтесь в темноте, а то пропустите еще один печальный триумф поруганной женщины.
Восторженно вспыхивают огни рампы. К ним спешат присоединиться юпитеры и софиты из “Зрительного зала”. Примадонна, проходя мимо столика, хватает газеты и с ними выходит на авансцену.
Примадонна. Здесь столько лиц и глаз, сочувствием больных. (Потрясает газетами.) Так сколько я стою в ваших продажных газетах? Была ль цена у моей славы, когда вы приговорили меня – приговорили к пению без права на ошибку? С каким трепетом вы освистали меня в Эдинбурге! Америка не могла мне простить, что я не улыбалась ей, когда меня казнили в “Метрополитен Опера”, а господин Бинг на глазах у всего мира выбивал из-под моих ног табурет. Под вой недоброжелателей меня изгнали из “Ла Скала”, изгнали из оперной жизни, да из самой жизни тоже, а вы, мои поклонники, вместо того, чтобы защитить меня, кричали, что я обесчестила лучший театр мира. Газетная грязь, а не слава, стала моим именем. А что вы сделали со мной в Риме шесть лет назад? Когда словами Анны Болейн я пропела, прокричала вам в зал слова обвинения: “Судьи! Против Анны! Судьи!”, вы на следующий день пришли к моему дому с ликующими возгласами и вымазали стены и двери моего дома дерьмом. Вы точно также будете бить ногами самого Бога, если он явится поднять вас до небесных высот.
Зеркало. Мария, что с тобой? Огни рампы привыкли к твоему великолепному пению, а не к обвинительным речам закоренелой скандалистки. Зачем ты нарушаешь правила поведения Примадонн? Ты жаждешь нового скандала – получи его!
Гаснет свет рампы, вслед за ним увядают огни юпитеров и софитов. Зато вновь оживает Зеркало “Лицами Зрительного зала”. Они деформируются. Раздаются осуждающие крики и свист. Примадонна поворачивается к Зеркалу и решительно идет к нему. Она бросает на столик газеты. Стихают крики. Исчезают в Зеркале и “Лица Зрительного зала”, но вновь возникает а нем отраженный образ лица Примадонны.
Зеркало. Зачем ты, обличая, падаешь на колени?
Примадонна. Я в Риме всего лишь позволила себе прекратить выступление.
Зеркало. Но в зале был Президент Италии.
Примадонна. Болезнь – не преступление.
Зеркало. Ты же Дива бесплотная и болеть не можешь. И зачем ты вызвала из Нью-Йорка этого умирающего старика Димитриоса Митропулоса?
Примадонна. Я любила этого грека: больной, он полетел через океан, чтобы увидеть меня. Через два месяца я должна была петь в “Метрополитен-Опера” Тоску, а он – дирижировать.
Зеркало. Вместо генеральной репетиции ты потащила его в город.
Примадонна. Я должна была показать ему Замок Святого Ангела, где был казнен Каварадосси и откуда в отчаянии сто раз бросалась я в Тибр.
Звучит тема смерти и разлуки из оперы “Тоска”. (Третий акт, Вторая сцена). В Зеркале возникает замок Святого Ангела, мост через реку Тибр, ведущий к замку, фигура ангела на крыше замка. Ночь.
Зеркало. В Риме разгневать небеса не трудно.
Примадонна. Еще сияли звезды, когда, откуда ни возьмись, на мосту на нас напала гроза. Молния ударила в ангела на крыше замка и его железные крылья полетели прямо на меня. Острые перья рассекли меня надвое и в этот миг голос покинул меня. Я стала терять сознание. Эльза сразу закутала меня в шубу и стала настаивать, чтобы я поехала немедленно домой. И тогда, назло небесам, назло ангелам, которые меня не сберегли, я дала Эльзе слово, что мы немедленно отправимся в ночной клуб встречать Новый год. И через час мы уже пили шампанское. Это было безумием.
Зеркало. И Божественная Мария Каллас допилась до потери голоса.
В Зеркале возникает “Зал Римской оперы”.
Голоса из зала “Римской оперы”. (Хором.)
Что значит напилась? Мы не уйдем домой!
Пусть нам вернут наши тридцать долларов!
Она должна, она обязана, она будет петь!
Звезды не должны шататься по ресторанам и пить холодное шампанское.
Да за такие деньги…
Примадонна. Да ни за какие деньги я не могла в тот вечер петь!
Звучат последние ноты каватины “Casta diva” ( Первый акт, Первая картина. № 9 ). Пение Примадонны усмиряет крики. Они стихают и вновь мы видим лица благодарной публики. На последней ноте каватины “Зал Римской оперы” взрывается овациями.