ЖЕРМОН. Меньше. У меня есть расходы. Затем часть я должен заплатить моим сотрудникам, полиции…
ЕЛЕНА. Все-таки, очень прилично.
Пауза
Но мне кажется, что с вашей изобретательностью, вашим умом вы могли бы заработать не меньше, занимаясь честным делом.
ЖЕРМОН. Лучше раз в год сделать одно крупное дело, чем ежедневно заниматься мелочью. Ваш муж выслеживает какого-нибудь собственника, у которого дела идут плохо и, пользуясь его тяжелым положением, за бесценок покупает дома и земли. Я же, наоборот, нахожу собственника, у которого очень хорошие дела, и предлагаю ему… впрочем, вы знаете, что я предлагаю.
ЕЛЕНА. Но для вас недостаточно, если ваш клиент богат: необходимо, чтобы он любил того, кого вы похищаете.
ЖЕРМОН. Конечно. Легче найти богатого, чем любящего. Но вы с господином Ларсонье такая изумительная чета. Вы так обожаете своего мужа!
ЕЛЕНА. Обожаю?.. Не преувеличивайте. Конечно, я к нему отношусь не плохо…
ЖЕРМОН. Ах, так…
ЕЛЕНА. Это он обожает меня. О, Густав такой влюбленный, такой заботливый… даже чересчур заботливый. Иногда это утомляет.
ЖЕРМОН. Вот, вот! Я угадал! Конечно, вы не можете быть счастливы с этим скупщиком собачьих будок!
ЕЛЕНА. Не смейте так говорить о моем муже!
ЖЕРМОН. Хорошо! Я согласен признать его лучшим человеком в мире, только обещайте остаться здесь, ну, хоть до конца месяца.
ЕЛЕНА. Но это совершенно невозможно. Двадцать четвертого бал у Гиршей, мне шьют платье, я должна его примерить.
ЖЕРМОН. Останьтесь! Хоть до двадцатого!
ЕЛЕНА (колеблется). Право же… мне неудобно злоупотреблять вашим гостеприимством.
ЖЕРМОН. Вы меня обяжете!
ЕЛЕНА. Ну, хорошо, до двадцатого. Только вы должны будете развлекать меня.
ЖЕРМОН. Всеми известными мне способами.
Стук в дверь.
Войдите.
Вошел ВЕЛЬТОН.
В чем дело?
ВЕЛЬТОН. Господин Ларсонье.
ЖЕРМОН. Что?!
ВЕЛЬТОН. Господин Ларсонье здесь…
ЕЛЕНА. Густав?.. Что ему здесь надо?
ВЕЛЬТОН. Он приехал за вами, мадам. Я только что привез его из Парижа. Его и, конечно, пять миллионов. Он ждет за этой дверью.
ЕЛЕНА (ЖЕРМОНУ). Вы же меня уверяли, что не говорили с ним!
ЖЕРМОН. Вельтон! Что это такое? Кто осмелился?
ВЕЛЬТОН (спокойно). Мы. Я и Пиньоле.
ЖЕРМОН (в ярости). Не спросив у меня разрешения?!
ЕЛЕНА (возмущенно). Это действительно, чорт знает что такое!
ВЕЛЬТОН (очень спокойно). Мы думали, что так будет лучше. Вы опять нашли бы какой-нибудь предлог, чтоб оттянуть дело.
ЖЕРМОН. На что вы намекаете, Вельтон?
ВЕЛЬТОН. На то, что мадам очень ловкая и хитрая женщина. Вы совершенно забыли, зачем она здесь. Мы вас понимаем, но дело есть прежде всего дело.
ЖЕРМОН. Что вы натворили! Надеюсь, вы хоть приняли меры предосторожности?
ВЕЛЬТОН (оскорблен). Прошу вас помнить, что я занимаюсь этим делом всю жизнь. Все произошло по существующим правилам. Надеюсь, вы не собираетесь меня учить? По телефону мы условились, что господин Ларсонье в восемь часов вечера будет посредине Венсенского полигона…
ЕЛЕНА. В восемь часов вечера посредине полигона!?
ВЕЛЬТОН. Да, сударыня. В это время совершенно темно, и на полигоне нет ни одного деревца, за которым могли бы спрятаться полицейские.
ЕЛЕНА. И он явился?
ВЕЛЬТОН. Пунктуально. Он дал завязать себе глаза, сел с нами в автомобиль, и вот он здесь. (ЖЕРМОНУ). Мы сваляли дурака: с него свободно можно было взять десять миллионов.
ЖЕРМОН (сдерживая гнев). Значит, я больше не хозяин у себя? Ну, мы об этом еще поговорим, Вельтон.
ВЕЛЬТОН. Когда угодно. Все было сделано по правилам.
ЖЕРМОН (ЕЛЕНЕ). Вы видите, я здесь совершенно ни при чем… Но что же будет дальше?
ЕЛЕНА. То есть как это? Вы возьмете деньги, а меня возвратите мужу.
ВЕЛЬТОН. Значит можно попросить господина Ларсонье?
ЖЕРМОН. Одну минуту. Вы начали это дело, так и продолжайте его. Мне не хочется встречаться с господином Ларсонье. Получите деньги и отвезите супругов в Париж. Прощайте, мадам. (Ушел).
ВЕЛЬТОН (громко). Введите мужа.
На пороге появляется ЛАРСОНЬЕ. У него завязаны глаза. В руках чемоданчик желтой кожи.
ЕЛЕНА. Густав!
ЛАРСОНЬЕ. Крошка моя.
ЛАРСОНЬЕ пытается бежать к ЕЛЕНЕ, его останавливает ВЕЛЬТОН.
ВЕЛЬТОН. Спокойствие. Я вас оставлю на пять минут, для первых восторгов этого вполне достаточно. Сейчас я прикажу заправить машину. К полуночи мы будем в Париже.
ЛАРСОНЬЕ (очень любезно). Весьма признателен. Могу я снять повязку?
ВЕЛЬТОН (сухо). Не раньше, чем я выйду отсюда. Что касается денег…
ЛАРСОНЬЕ. Вот они. (Дает чемодан).
ВЕЛЬТОН кладет чемодан на стол.
ВЕЛЬТОН. Я вернусь с кем-нибудь, чтобы проверить деньги, одному легко ошибиться. (Ушел, запер дверь на ключ).
ЛАРСОНЬЕ (не двигаясь, вполголоса). Ушел этот бандит?
ЕЛЕНА. Да. Ты же слышишь, он запер дверь на ключ. Можешь снять повязку.
ЛАРСОНЬЕ (сорвал повязку). Наконец-то, дорогая! Ты не очень страдала? Тебя мучили?.. Хотя у тебя неплохой вид. Я так счастлив, что я с тобой!
ЕЛЕНА (с гораздо меньшим восторгом). Я тоже счастлива, папусикуле. Но о тебе нельзя сказать, что ты хорошо выглядишь.
ЛАРСОНЬЕ. Я и двух часов не спал с тех пор, как эти негодяи украли тебя.
ЕЛЕНА. Тише!.. Не оскорбляй их, мы еще не на свободе.
ЛАРСОНЬЕ. Верно. (Громко. Поворачиваясь то к одной, то к другой двери). Я хотел сказать, что я плохо спал с тех пор, как эти милостивые государи предложили тебе свое гостеприимство. (Тихо). Мне кажется, что это какой-то кошмар… Эти мерзавцы, то есть эти джентльмены не очень терзали тебя?
ЕЛЕНА. Не могу жаловаться. Они были любезны.
ЛАРСОНЬЕ (переводя дух). Тем лучше. О, эти американцы!.. Ведь тот, который привез меня, несомненно американец! Они или выкачивают из нас военные долги, или крадут наших жен. У меня забрали пять миллионов! (Целует ЕЛЕНУ). Ах, моя дорогая… Действительно, дорогая — пять миллионов… Но все-таки хорошо, что я хоть нашел тебя. Как будут рады Бревены! А доктор Жермон! О! Этот будет просто в восторге!
ЕЛЕНА. Доктор Жермон?
ЛАРСОНЬЕ. Конечно. Он был так заботлив, так предан. Он уехал только пять дней назад и то потому, что дядя вызвал его телеграммой.
ЕЛЕНА (задумчиво). Действительно, необыкновенный друг.
Пауза.
ЛАРСОНЬЕ. Что с тобой, Елена? Быть может, я ошибаюсь, но мне кажется, что ты совсем не рада…
ЕЛЕНА. Что ты! Я очень рада. Я счастлива. Но мне кажется, в твоем поведении есть что-то ужасно глупое.
ЛАРСОНЬЕ. Глупое?
ЕЛЕНА. Ты являешься внезапно, без всякого предупреждения… тащишь с собой пять миллионов… Раз-два! Сделайте одолжение, потрудитесь получить деньги! Почему ты не предоставил мне выпутываться самой из этой истории?
ЛАРСОНЬЕ. Самой?
ЕЛЕНА. Ну да! И я была бы дома двадцатого мая.
ЛАРСОНЬЕ. Каким образом?
ЕЛЕНА. Каким образом… (Сообразив). Ну, я бежала бы.
ЛАРСОНЬЕ. Фантазия.
ЕЛЕНА. О, ты думаешь, что я жалкая, посредственность, что я все время сидела здесь, заливаясь слезами в ожидании освобождения? Нет. Я сумела усыпить бдительность моих тюремщиков… И вообще, как только я оставалась одна, я связывала простыни и салфетки. Мне нужна была длинная веревка, чтобы спуститься из окна. Из парка бежать не трудно, стена невысока, собаки меня обожают.
ЛАРСОНЬЕ. Почему же ты этого не сделала?
ЕЛЕНА. У меня созрел другой, более безопасный план… Во всяком случае на вечер у Гиршей я не опоздала бы. И вернулась бы домой, не истратив ни гроша, с тремя новыми платьями… они мне их подарили. То что на мне, тебе нравится?
ЛАРСОНЬЕ. Красивое. У этих мерзавцев отличный вкус… то есть у этих милостивых государей.. (Тихо). Съэкономить пять миллионов? О, я не против.
ЕЛЕНА. Еще бы! Мы не настолько богаты, чтобы так швырять деньгами! Если ты будешь платить по пяти миллионов каждый раз когда меня будут похищать, мы пойдет по миру.
ЛАРСОНЬЕ. Я всегда считал тебя умницей, но и я не совсем идиот. (Шепотом). В этом чемоданчике пять тысяч билетов по тысяче франков. Номера переписаны и сообщены всем европейским банкам. Прохвостов накроют, как только они вздумают разменять первую бумажку. И, конечно, я получу обратно свои деньги.
ЕЛЕНА. Ну, знаешь, Густав, или платят или не платят. Я никогда не думала, что ты способен на такой поступок, ведь это же просто жульничество.
ЛАРСОНЬЕ. Ах, оставь, пожалуйста! Они хотели ограбить меня — я граблю их.
ЕЛЕНА. Забирай свои нумерованные деньги и уходи. Я сама буду выпутываться. Я думала, что ты меня любишь и готов отдать все, что у тебя есть, чтобы вернуть меня, а ты плутуешь. Господи! Что же это такое? Что ни человек, то бандит. Уходи!
ЛАРСОНЬЕ. Душенька, ты не отдаешь себе отчета! Я обожаю тебя, это все знают! Я не побоялся встретиться с этими убийцами ночью, с глазу на глаз… Хорошо! Допустим, что я запомнил номера банковских билетов, но я же все-таки расстаюсь с ними. А ты меня гонишь. Боюсь, что ты немножко сошла с ума от всех потрясений.
ЕЛЕНА. Очень возможно. Я провела здесь восемь дней, пока вы раздумывали, стоит или не стоит за меня платить… (Меняя тон). Впрочем, кажется, я неправа.
ЛАРСОНЬЕ. Конечно, неправа, моя крошка. Наконец-то ты поняла! Но если бы ты знала, что творится в Париже! Твоя мать примчалась из Афин. Твой дядя, архиепископ, утром служит молебен о твоем здравии, а вечером — панихиды за упокой, потому что не знает, жива ты или умерла. Твоя тетка, герцогиня Рокль, заказала себе траурные платья, о которых говорят во всех гостиных. Она не сомневается, что тебя разрезали на кусочки.
ЕЛЕНА. До чего все это интересно! Я вижу, что мне действительно пора возвращаться.
ЛАРСОНЬЕ. У тебя по этому поводу были какие-нибудь сомнения?
ЕЛЕНА. Вовсе нет. Едем… Я только хочу проститься с хозяином.
ЛАРСОНЬЕ. Проститься? Как это?
ЕЛЕНА. Ну, сказать до свиданья, поблагодарить за прием и внимание…
ЛАРСОНЬЕ. Это слишком!
ЕЛЕНА. Тише… Лучше не раздражать этого человека. Ты не знаешь, на что он способен.
ЛАРСОНЬЕ. Хорошо. Не будем его раздражать… Тебе виднее. Простимся, и я вручу ему этот (со вздохом) чемоданчик… Он отрывает куски от моего сердца… Я сойду с ума!.. Зови его…
ЕЛЕНА. Ты же знаешь, что они не хотят, чтобы ты их видел.
ЛАРСОНЬЕ. Я одену повязку.